Шрифт:
Король хотел проявить суровость, но Ришелье посоветовал ему еще раз примириться с братом, чтобы предотвратить дальнейшее падение и Гастона, и графа Суассонского, и предоставил Гастону большую часть того, что содержалось в его новом списке требований, включая деньги на достройку Орлеанского крыла в Блуа. Король даже предложил пересмотреть свое отношение к браку Гастона и Маргариты, отчасти потому что действительно опасался признания его законным, поскольку в Риме в этом никто не сомневался, а отчасти в пику Ришелье, которому удалось оттянуть возвращение Маргариты из Брюсселя во Францию.
Граф Суассонский, вероломно поощряемый Гастоном, заключил соглашение с Марией Медичи и губернатором Нидерландов, в соответствии с которым Испания не будет заключать мир с Францией без удовлетворения требований королевы-матери и условий, выдвинутых собственно графом, а также без отстранения от власти Ришелье. Поскольку это соглашение на деле давало испанской армии доступ к до сих пор не тронутой сельскохозяйственной продукции Шампани и долины Меза, Ришелье понимал, что необходимо назначить большую цену за лояльность графа Суассонского, нежели та, которую предложили испанцы, но Людовика XIII пришлось долго убеждать, прежде чем он подписал соответствующее соглашение в июле 1637 г.
На юге де Витри — капитан, который убил Кончини, а теперь стал маршалом и губернатором Прованса, — ссорился с Сурди, архиепископом Бордо и адмиралом Леванта, скорее по поводу иерархии командования, чем из-за конкретных способов устранения испанцев с Леринских островов. Попытка примирения закончились тем, что де Витри, демонстрируя презрение к тому, что он считал клерикальным лицемерием, ударил архиепископа. Ришелье был в ярости от поступка де Витри, который был отправлен в Бастилию, но Сурди обвинили в том, что он не смог убедить генуэзцев предоставить ему проход для освобождения герцога Пармы, которого втянули в испанский альянс в начале 1637 г.
Различные стратегии восстановления мира одна за другой терпели крах. Папа созвал конференцию в Кельне, на которую Ришелье направил Альфонса, не достигшего серьезного прогресса в деле признания недействительным брака Гастона, но находившегося в хороших отношениях с папой, который отказывался принимать его преемника д’Эстре, некогда разгромившего папские войска в Вальтеллине. Кроме того, Д’Эстре вел себя агрессивно и всех раздражал. Альфонс успел доехать до Лиона, но тут выяснилось, что вместо него посланцем в Кельн назначили другого человека, и вернулся к своим обязанностям главного раздатчика милостыни. Начало Кельнской мирной конференции было отложено, когда император созвал имперский конгресс в Регенсбурге. Ришелье говорил Мазарини, находившемуся в Париже в качестве эмиссара папы, что этот конгресс, созванный для того, чтобы короля Венгрии сделали «королем римлян» и наследником имперского престола, не имеет законной силы сразу по четырем причинам. [235] Когда два месяца спустя умер император Фердинанд II, Людовик XIII отказался смотреть на Фердинанда III иначе, нежели на короля Венгрии, и, соответственно, не мог вести с ним переговоры как с новым фактическим императором.
235
Ришелье утверждал, что: 1) этот конгресс был созван, чтобы обсудить мир, а не избирать короля римлян, для чего требуется особое уведомление, 2) что такие выборы должны проводиться во Франкфурте, 3) что курфюрст Баварии узурпировал право избирать императора, 4) что курфюрст Трира — испанский пленник; все это делает выборы незаконными с точки зрения Золотой Буллы, которая их регулирует.
Ришелье теперь сам начал искать подходы к Оливаресу намереваясь послать Мазарини, все еще для вида остававшегося на службе у папы, в Мадрид, поскольку тот хорошо знал Испанию и испанцев. Но сам Мазарини считал, что за таким решением стоит отец Жозеф, завидующий влиянию Мазарини на Ришелье и желающий убрать его с дороги, и нашел способ увернуться от этого поручения. Оливарес и Ришелье и в дальнейшем обменивались осторожными намеками на стремление к миру, нашедшими наиболее явное воплощение в черновике соглашения о перемирии, отправленном Оливаресу. В ответ Оливарес в обстановке глубокой секретности прислал своего эмиссара дона Мигеля де Саламанку, одетого как француз, чтобы тот провел переговоры в Париже по пути к месту своей службы в Брюсселе. Он потребовал личной аудиенции у Ришелье, и тот немного погодя согласился встретиться с ним в церкви в Компьене. Все, что нам известно о результате, — это рапорт испанского государственного совета от 18 июня 1638 г., в котором Оливарес резко осуждает Ришелье.
Тем временем объектом пристального внимания Ришелье стала королева и ее поведение. Произошло это по двум причинам. Первая, менее важная, касалась отношения самого Ришелье к ней и ее тайным контактам с Испанией. Второй предмет тревоги Ришелье имел несравненно большее значение. 5 сентября 1638 г. Анна родила сына «немного позже, чем предполагали доктора». На самом деле, по утверждению одного из современных биографов, беременность длилась десять месяцев и два дня, из чего следует, что зачатие могло произойти еще в начале ноября 1637 г. [236]
236
См. D.P. O’Connell. Richelieu. London, 1968. P. 365. К приводимому здесь сроку следует относиться с осторожностью.
Анна Австрийская любила развлечения, отличалась безответственностью и была испанкой, хотя ее испанское окружение сначала сильно сократили, а затем, два десятка лет назад, удалили вовсе. Она была отвергнута мужем и лишена возможности заводить интрижки. Тем не менее у нее никогда не было недостатка в серьезных поклонниках. В ее тесный круг входили жена Люиня, которая потом стала герцогиней де Шеврез, незаконная дочь Генриха IV мадемуазель де Верней, Антуанетта де Люинь, сестра коннетабля, ставшая теперь мадам дю Верне, и четырнадцатилетняя принцесса де Конти. Их общая необузданность была постоянной темой для придворных сплетен. 23 февраля 1622 г. папский нунций упрекал Анну за то, что она проводит время в такой компании.
На страсть герцога Монморанси к королеве открыто намекал балет «Вакханалии» (Les Bacchanales), исполненный 26 февраля 1623 г. перед королем, с которым у Монморанси впоследствии вспыхнула ссора. [237] Казнь Монморанси в 1632 г. стала одним из двух событий, которые определили победу Ришелье в битве за обретение контроля над французской политикой. [238] Современники утверждали, что причиной, по которой король с несвойственной ему настойчивостью требовал казни Монморанси после его восстания и битвы при Кастельнодари в 1632 г. был браслет с миниатюрным портретом королевы, который был на руке раненого Монморанси. Он был отдан на хранение бывшему канцлеру Бельевру, который безуспешно пытался сохранить эту историю в тайне от Ришелье.
237
См. историю Таллемана о Монморанси (Tallemant de Reaux. Historiettes. Ed. Antoine Adam. Vol. 1. Paris, 1967. P. 1032–1033).
238
Другим станет казнь Марийака в 1633 г. Какие бы аргументы в пользу смягчения приговора Ришелье ни приводил королю (см. выше, стр. 113), ему нужны были казни Монморанси и Марийака, для того чтобы проводить свою политику.