Многие думали, что у Тори Аэмара сердца не было вовсе, вместо него медный кувшинчик, в котором плескался хитрый и скользкий тритон. Но все-таки было, раз остановилось, не выдержав.

Глава

Поземка вихрилась у конских копыт, и казалось - ноги у лошадей в тумане, как у призраков. Всадники и были призраками: никто не должен был их узнать ни по дороге, ни здесь, в предгорье Эннэ.

Войска рухэй ждали по другую сторону границы, и Энори сейчас ехал к ним. Доверенному слуге Камарена поручили важное дело: передать его одному из лазутчиков, офицеру У-Шена. До племянника было куда ближе, чем до дяди.

В другом случае Ангет Пулан явился бы на эту встречу, а затем покинул страну, дожидаясь хозяина, который тоже готовился бы к отъезду. Но придется вернуться в Осорэи, и быть там какое-то время, хоть Пулан и считал задержку чистым самоубийством.

Этот... провидец, которому никогда не доверял, пообещал - в дороге слежки не будет. А почему верный слуга на несколько дней пропал, хозяин сумеет объяснить всем любопытным.

Отослать бы Энори к посланцу рухэй одного или с кем-нибудь из младших слуг Камарена, выдав оговоренный для встречи знак, тем более что дорогу указывает он. Только необходимо знать, слышать лично, что такого перебежчик наговорит дикарям загорным. А такие тайны не доверяют кому попало. Вот он едет довольный, лицо порозовело от мороза, глаза блестят, головой вертит по сторонам. Чему столь радуется? Капюшон сбросил, и черные пряди волос перемешались с белым мехом. Как есть сорока, только вместо яркого и блестящего тащит к себе чужие тайны.

Холмы понемногу становились все выше, а овраги между ними шире и глубже. Никто на путников внимания не обращал. Предгорье Эннэ, еще сутки пути, и будет красавица Тай-эн-Таала, белая жемчужина Ожерелья...

Вот и развилка - если прямо ехать, то попадешь к крепости, но им надо свернуть к востоку. Там ждет посланец У-Шена.

– Этой дорогой я возвращался летом после того пожара, - сказал Энори, глядя вперед.
– Сейчас заставу восстановили, но какая, в сущности, разница.

Пожар... необъяснимый, охвативший заставу. Это было еще до приезда Камарена в провинцию, но слухи ходили и после. Почему же той ночью советник-предсказатель допустил промах, ничего не ведал о грозящем об огне?

Личность Энори Камарен счел разумным перед рухэй не открывать, пусть думают - воспитанник тайных убийц и лазутчиков, кто-то из теней, скользивших коридорами палат управления, вдобавок к тайнам власти отлично знающий горы. У него есть причины для мести, заверял посол, сговариваясь. И, как посоветовал Энори, рекомендовал об остальном дознаться уже на месте у него самого. Рухэй не рисковали ничем - даже если к ним засылали лазутчика, толку с того, если и увидит их лагерь? Не поверят - убьют на месте.

"Поверят, - сказал Энори: спокойно, только в уголках губ и на кончиках ресниц подрагивало веселье.
– Вы же поверили".

Камарен тот да, поверил, но не Пулан - только его спросить позабыли и советам не вняли.

Под вечер двое путников остановились на постоялом дворе в местечке Красный камень - тут и была назначена встреча. Посланник уже был в гостинице; насторожился, увидев двоих, совпадающий приметами с описанием. Затем увидел и знак, показанный Пуланом, кивнул чуть заметно. Не сейчас. Никаких разговоров на людях - выедут поутру, и тогда...

Когда северянин собрался уже устраиваться на ночлег в снятой комнате, спутник его направился вниз.

– Куда ты? Никаких встреч в этих стенах...

– Я хочу всего лишь проведать лошадей.

– Не заметил, что ты так уж их любишь. Местный конюх о них позаботится, я хорошо заплатил.

Энори качнул головой - резко, так, будто смахивал паутину из слов:

– Не доверяете - идите со мной, но не надо меня останавливать.

Не доверял. И пришлось тащиться за этим парнем, а тот, будто не провел столько времени в седле, почти слетел по лестнице - рассохшаяся, под его шагами она даже не скрипнула. Перед конюшней остановился, будто с размаху налетел на закрытую дверь.

– Идите первым, - не попросил, потребовал.

– Засада там, что ли, ждет?

– Нет.

Ангет Пулан бросил монетку прикорнувшему внутри у дверей конюху, зашел внутрь - все тихо, спокойно. Энори появился скоро, и выглядел непривычно, собранно-настороженно. А вот кони заволновались слегка; хуже всего повел себя черный злой жеребец. Конюх подскочил тут же; за еще одну монету ответил, кому принадлежит скакун. По описанию именно на нем чужак и приехал.

– Что это с ним?
– спросил Пулан у разволновавшегося слуги. А то: вдруг заболела скотина, собственной снятой шкурой не расплатишься.

Энори протянул руку, что-то произнес напевно, и столь тихо, что северянин не понял. Конь испуганно захрапел, прижал уши. Голос звучал, и постепенно скакун успокоился, позволил поднести ладонь к морде почти вплотную. Пулан думал, юноша сейчас погладит коня, но тот убрал руку - будто устало и с облегчением даже.

– Возьми и не говори лишнего, - протянул конюху третью монетку.

Тот закивал, кланяясь; три монеты за то, что постояли возле чужого коня - да за это навечно готов позабыть, что видел их здесь. А Энори вдруг быстро и тихо сказал: