– А о своих не тревожься, доедут: день будет ясным.

И ушел, оставив конюха, смотрящего на него с полуоткрытым ртом, как на диво дивное.

– Что это было такое?
– спросил Пулан уже наверху.

– Познакомиться с лошадкой захотелось, - ответил Энори с усмешкой, очень неприятной какой-то.
– Нам ведь вместе потом ехать, и далеко. С хозяином я договорюсь, а вот конь мог и заупрямиться...

– А с этим убогим?

– Я слышал внизу через стену - с нему едут мать с сестрой, беженцы, он боится, собьются с дороги в метель - все ее предвещает. Но нет, развеется.
– Доброй ночи, - в один миг оказался в своей комнатушке, захлопнул за собой створку двери.

Черная важная галка восседала на дереве, под которым произошла встреча. Не иначе как птичий летописец - вот разъедутся, и она проскачет по снегу, впечатает в него знаки следов, повесть о том, что здесь было... Чудилась в происходящем некая издевка судьбы - на чужой территории двое посланцев своих господ, двое чужаков сговариваются о том, что делать с этой провинцией.

Вэй-Ши был высоким и крепким, очень широкоплечим, среди более низкорослых рухэй, верно, казался еще внушительней. Охотничья одежда Хинаи ему шла - только такой охотник наверняка выслеживал кабана или медведя, никак не белок стрелял.

Он так приветствовал собратьев по сговору, что ясно было - с куда большим удовольствием убил бы на месте, а еще лучше приказал бы сделать это своим подчиненным, чтоб самому руки не пачкать. В чем-то справедливо: Энори считает предателем, а Пулана с послом кем-то вроде гостей, за спиной хозяина покупающих наемных убийц.

– Мэнго видел сон, - глухо сказал посланник.
– Он верит таким предзнаменованиям, и, видно, не зря, раз одержал столько побед. У-Шен считает сны просто снами, но не он старший.

– Что же вашему полководцу привиделось?

– Мне о том не доложили, - буркнул рухэйи.
– Только сам посуди - я здесь, и войско готово.

– Еще не готово. Стоит не там, где надо, а потому для Хинаи безопасно, - обронил Энори.

Вот уж кому все равно, кем его считают. Совести не больше, чем у той самой сороки. Улыбается, причем равно дружески и этому мрачному вояке, и его коню, сегодня смирному, но не менее мрачному - а те одинаково неприязненно смотрят на Энори. А ему это... нравится? И улыбка - никак не попытка и в самом деле завести дружбу, скорее, подчеркивание - ты уж никак не выше меня, головорез переодетый. Вот уж и правда странно. Отправляться к чужакам в военный лагерь, и при этом испытывать удовольствие от неприязни... Любой разумный человек, что бы он там ни затеял, постарается к себе расположить. А этот отвечает на вопросы с таким небрежным, едва не смеющимся видом... может, прав был хозяин, и Энори все же немного не в своем уме?

– Что ты еще знаешь о наших войсках?

– Так, как я, им тут никто не поможет, - юноша потрепал по шее своего скакуна, который настолько неподвижно стоял, будто заснул.

– Веди себя повежливей, - проворчал Вэй-Ши.
– К тому же ты слишком молод. Ты знаешь эти горы?

– Не только горы. Все сильные и слабые места обороны тоже, и знаю, как вам получить желаемое.

– Зачем ты это делаешь?

Знал ведь, но все равно спросил.

– У меня есть причины.

– Кто-то обидел, и ты решил рассчитаться попозже, - поморщился Вэй-Ши.
– Это всегда ненадежно, хотя порой месть придает сил.

Энори вдруг спросил:

– Тебя послал У-Шен, но ведь от Мэнго тоже есть поручение?

– Ты знаешь?
– воин опешил на миг, но тут же кивнул: - Тем лучше.

– Я проходил проверку много лет назад, - задумчиво сказал юноша.
– Тогда мне это оказалось полезным... Но ваш народ я не знаю. Не все готовы терпеть непонятное, особенно если это предатель и человек другой крови. Если я там, у вас, отвечу на все вопросы, что вы готовы сделать для меня лично?

Рухэйи подумал и произнес неохотно:

– Если сможешь все это, и то, что поручил Мэнго, ты нам нужен. А значит, за свое положение можешь не опасаться. Но вот уж тепло к тебе относиться никак не прикажешь.

– Этого и не нужно, - Энори искоса глянул на Пулана, сказал ему: - Сейчас наше дело. Рухэйи кивнул. Пулан, пожав губы, отъехал недалеко, и навострил уши, но разобрать ничего не мог. Воин что-то говорил Энори, потом передал некий предмет. Тот подержал в руках и вернул, что-то сказал в свою очередь. Потом протянул руку - Пулан испугался, что сейчас коснется оружия этого дикаря. Такого они не прощают. Но нет, обошлось. Энори только добавил что-то вдогонку к первой своей фразе. Рухэйи казался потрясенным. Сунул первый предмет за пазуху и потянул длинный нож из ножен. Зрение у Пулана было лучше, чем слух - он увидел, как полыхнула на солнце золотая надпись, слов не разобрал, но увидел изображение - медвежью морду.

– Он знал, что было в свертке, - задумчиво сказал воин подъехавшему северянину.
– Мэнго поручил мне самому выбрать предмет, и чтобы никто не проведал. Конечно, про надпись на клинке мог и разузнать, но как? А уж сверток...

Пулана так и подмывало сказать нечто вроде "вся провинция гадала, что такое этот парень на самом деле", но сдержался-таки. Не надо горным дикарям пока знать. А посланник продолжил, немного оправившись:

– Мне он все же не нравится. Слишком себе на уме. Боюсь, приведет нас прямиком в логово хасс...