– Вы опоздали, я только позавчера ее похоронила, – отвечает Надя, а у самой крутится мысль: она его знает. Еще она думает о том, где он ночевал. В постели, как все нормальные люди, или под мостом? Или в подвале? Костюмчик на нем недешевый и не с чужого плеча, но уж больно потрепан и давно не был в химчистке, волосы тусклые, будто их мыли хозяйственным мылом. На пальце массивная золотая печатка, на длинной ручке кожаная сумка чуть больше обычной барсетки. Странный франтоватый мужчина. Она хочет спросить, кто он, но помятый ее опережает:

– А ты, случайно, не Надя?

– Да, Надя.

– А я твой папа.

Ее ноги приросли к линолеуму, челюсть отвисла. «Ну, бабушка», – думает Надя, и ей хочется перекреститься, но она быстро отметает эту мысль и вспоминает, что в природе существует закон парных случаев.

Надя много лет мечтала об этой встрече и представляла ее себе совсем иной. Цветы в ее воображении были, но глаза отца – уж точно не стеклянные. В ее воображении он смотрел на нее с любовью, обожанием, умилением и, конечно, немного виновато, а уж никак не с безразличием случайного прохожего. Она с трудом берет себя в руки и приглашает папашу войти. Он заходит, протягивает цветы, улыбается, шарит глазами по коридору. Даже на потолок посмотрел.

– Вы голодны? – спрашивает Надя.

В холодильнике полно еды.

– Да, очень.

Отец в комнату заглядывает.

– О! Старый друг… – разводит руки в стороны и идет к секретеру, – надо же… Как он тут оказался?

– Бабушка забрала его с собой, когда замуж вышла…

– А, приданое… – он усмехается. – Бабка надеялась в нем рыжуху найти…

– Какую рыжуху? – спрашивает Надя.

– Золото. – Отец открывает крышку, заглядывает, снова закрывает. – Ох и жадная была старуха… – Он досадливо мотает головой. – Нет в нем золота, я это уже давно проверил…

– А вы откуда приехали?

– Из Минска, я там работал. У меня в Харькове пересадка в Баку, на новое место, на работу, мои вещи на вокзале.

– А когда поезд?

– Завтра ночью… – Он вешает сумку на крючок, снимает пиджак. – А где ванна?

– Здесь.

Она проходит в кухню, открывает холодильник, выставляет контейнеры, кастрюли, миски. Из ванны доносится шум воды и фырканье.

– Ну, как живешь, Надежда? – Отец, стоя в дверях, вытирает шею полотенцем.

– Нормально. А вы как?

– Лучше всех. – Он бросает полотенце на холодильник и садится на табурет.

Надя вспоминает текст письма, и ей становится не по себе.

– Выпить есть? – Отец потирает руками колени.

Надя пожалела, что сожгла его письмо. Вот бы ему показать… Она снова ныряет в холодильник и достает начатую бутылку водки.

– Как кобра? – спрашивает он, отвинчивая пробку.

– Кобра? – удивляется Надя.

– Твоя мать… она ж змея, гы-гы-гы…

– Нормально.

– А Змий? Папашка кобры?

– Умер.

– Ай-я-яй… Хороший был мужик. – Он запинается. – Ну, выпьем за упокоение его души.

И выпил полстакана. Надя только пригубила. Еще пробубнил про дедушку и снова выпил. Потом бубнил про бабушку, мол, она была той еще сволочью, что была против рождения Нади.

– Она хотела, чтобы кобра аборт сделала. Ну, давай выпьем… – и осушил стакан. – Бабка как к тебе относилась?

– Нормально, – Надя пожала плечами.

– Врать нехорошо. Вишь, покраснела. – Он ухмыльнулся, тыча пальцем в лицо Нади. – Она тебя с пеленок терпеть не могла. Я тебе вот что скажу: что твоя бабка, что мать – те еще сучки.

– Нехорошо так про покойницу.

– Да пошла она… – Он надкусил соленый огурец. – И твоя мать туда же. Они хотели, чтоб я на них горбатился, чтоб жизни не видел, а они кралями расхаживали по деревне…

И понеслось.

Говорили ей, что папаша пьяница, но то, наверное, было давно – теперь папаша алкоголик. Начатую бутылку он выпил под холодец и воспоминания о дедушке и бабушке, потом выронил вилку и, хватая руками колбасу, сало, капусту и все, что Надя старательно разложила по тарелочкам, пил под грязную ругань в адрес Ирины. Про Надю он спросил односложно:

– Работаешь?

– Да.

– Кем?

– Бухгалтером-экономистом.

– Это скучно.

Надя пожала плечами, а сама с тревогой подумала о том, что сегодня ночью ей скучать не придется и она вряд ли вообще заснет. Будет хорошо, если папаша в пьяном угаре не вздумает выгнать ее из квартиры. Он берет пустую бутылку:

Конец ознакомительного фрагмента.