В политических событиях угасающей революции Гриневский после амнистии не участвовал. Однако при нём оказался поддельный паспорт на имя мещанина Николая Ивановича Мальцева – это уже состав преступления. Надеясь если не на справедливость, то на милость власти, он пишет прошение на имя министра внутренних дел П. Н. Дурново: «…Теперь, после амнистии, не имея ничего общего ни с революционной или с оппозиционной деятельностью, ни с лицами революционных убеждений – я считаю для себя мое настоящее положение весьма жестоким и не имеющим никаких разумных оснований, тем более что и арестован я был лишь единственно по подозрению в знакомстве с лицами, скомпрометированными в политическом отношении. На основании вышеизложенного честь имею покорнейше просить Ваше высокопревосходительство сделать надлежащее распоряжение об освобождении меня из тюрьмы, с разрешением проживать в г. С.-Петербурге».

На прошение была наложена резолюция: «Отклонить».

Судьба играет, странные игры. Она загоняет человека в безвыходные тупики, доводит до отчаяния, до гибельной точки, и как раз тогда, когда последняя искорка надежды готова погаснуть в подопытном – в этот самый момент вдруг отворяются потайные двери, и в неожиданно ярком свете является за ними новый этап жизненного пути.

Впрочем, что сваливать на судьбу! Всё это человек создаёт себе сам – и тупики, и выходы. Только нужно помнить про своё Несбывшееся, нужно быть готовым встретить и принять его.

Поэт сказал: «Мы, оглядываясь, видим лишь руины». Десятый год бродяжьего бытия Александр Гриневский завершал в камере петербургской пересыльной тюрьмы. Пора было подводить итоги – и, оглядываясь назад, в прошлое, он едва ли видел что-то достойное радости и гордости. Революционер из него не получился – так же, как моряк и солдат. Ему не хватало каких-то необходимых качеств личности для того, чтобы играть эти роли. В нём было много порыва и мало упорства; много самолюбия и мало дисциплины. Главное же – он был слишком в себе, слишком человек наособицу. Что же дальше? Тусклая жизнь ссыльного, повторение беспросветного отцовского опыта? Или новый мир откроется за горизонтом?

Мог ли он думать 4 мая 1906 года, выслушивая постановление о высылке в отдаленный уезд Тобольской губернии под надзор полиции, что в его жизни скоро начнётся новая пора – писательство? И что предвестием главного поворота – ровно на середине! – его жизненного пути станет появление в тюремной комнате для свиданий незнакомой девушки с чистыми, правильными чертами лица, слегка волнистыми аккуратно уложенными волосами и прямым, упорным взглядом?

Вера Павловна Абрамова, «девица из хорошей семьи» – дочь преуспевающего чиновника, выпускница Бестужевских курсов – принадлежала, разумеется, к «передовой молодёжи» того революционного времени и поэтому деятельно участвовала в общественной работе, направленной на облегчение участи страдальцев за народную свободу. В частности, по линии Красного Креста помогала политическим заключённым: участвовала в сборе провизии, одежды, тёплых вещей, посещала родственников осуждённых для утешительных бесед. Одной из разновидностей этой деятельности было исполнение роли «тюремной невесты». «Я должна была называть себя “невестой” тех заключённых, у которых не было ни родных, ни знакомых в Петербурге. Это давало мне право ходить на свидания, поддерживать их, исполнять поручения», – определит она свои тогдашние обязанности через много лет в «Воспоминаниях об Александре Грине».

Из того же источника, правдивого и точного, мы узнаём о том, как в начале мая 1906 года состоялось её знакомство с одним неординарным заключённым. «Ко мне домой пришла незнакомая девушка и сказала, что её сводный брат, А. С. Гриневский, сидит с января 1906 года в Выборгской одиночной тюрьме. До сих пор она, Наталья Степановна, сама ходила к нему на свидания и делала передачи, но в мае ей придётся уехать, и она просит меня заменить её».

Наталья Степановна – не кто иная, как приёмная дочь Гриневских, от которой они отказались после рождения собственных детей. Как видим, став взрослой, она не порывала контактов с семьёй, из которой была изгнана. Во время содержания Александра Степановича в петербургских тюрьмах только она одна навещала «бывшего брата». Через четыре года она будет присутствовать при венчании Александра и Веры – вместе с родной сестрой жениха Екатериной. Известно, что в межреволюционные годы Наталья Степановна работала акушеркой и вышла замуж. В дальнейшем её следы теряются.

Продолжаем цитировать воспоминания Веры Павловны: «Когда я получила разрешение на свидание, мы отправились с ней в тюрьму вместе. <…> Нас впустили в большое помещение, в котором уже было много народа. Каждый заключённый мог свободно говорить со своими посетителями, так как надзор был слабый. Надзиратель ходил по середине большого зала, а заключённые со своими гостями сидели на скамейках возле стен. Александр Степанович вышел к нам в потёртой пиджачной тройке и синей косоворотке. И этот костюм, и лицо его заставили меня подумать, что он – интеллигент из рабочих. Разговор не был оживлённым; Александр Степанович и не старался оживить его, а больше присматривался. <…> Дали звонок расходиться. И тут, когда я подала Александру Степановичу руку на прощание, он притянул меня к себе и крепко поцеловал».

К сему добавим, что Вере Абрамовой было 24 года, и её до этого не целовал ни один посторонний мужчина. Выйдя из тюремных врат, Вера Павловна, как всякий человек, покидающий стены подобного рода учреждений, огляделась вокруг и глубоко вдохнула воздух свободы. В этом воздухе царствовала холодная и мокрая, но неотразимо обаятельная петербургская весна.

Весна рождает вдохновение и надежды в истомлённом долгой зимой сердце.

Продолжение тюремной истории оказалось неожиданным: «Недели через две я получила от Александра Степановича письмо. В нём стояла многозначительная фраза. “Я хочу, чтобы вы стали для меня всем: матерью, сестрой и женой”. И больше ничего, даже обратного адреса».