Однако при этом важно понять, что значит для самих мусульман Коран. Встречающееся в некоторых исламоведческих работах определение Корана как «Библии ислама» принципиально некорректно. Библия богодухновенна, Коран же, согласно исламскому вероучению, есть прямое, непосредственное откровение Бога. Это не авторизированное откровение, в котором наряду со словом Бога звучит и слово человека, т. е. вдохновленный Святым Духом человек, возможности которого все же ограничены эпохой и социокультурной средой, интерпретирует это вдохновение. Коран, повторяю, – это непосредственное откровение, Мухаммад же – только его передатчик. Поэтому мусульманин никогда не скажет:

Мухаммад сказал в Коране – в Коране говорит только Бог. Можно сказать, что Коран в представлениях мусульман – это прямая речь Бога. Поэтому если уж искать в христианстве аналог Корану, то им будет не Библия, а Христос.

Один современный мусульманский суфий так определил это различие: «Я часто говорю моим христианским братьям: для вас Бог стал плотью, а для нас Бог стал книгой» [9] . То есть в христианстве Бог открывает Себя людям в полной мере во Христе, в исламе же Бог открывает Себя людям в Коране, богооткровенном законе. В христианстве человек становится подзаконен Христу, воплотившемуся Богу, в исламе человек становится подзаконен Корану, ниспосланному на «языке арабском, ясном» (Коран 16:105).

Принципиальный момент: арабский, ясный язык Корана – это не просто священный язык, это в буквальном смысле язык Бога. В раю Бог беседовал с Адамом на арабском. И поэтому Коран не может рассматриваться в конкретной исторической ситуации. Суть проблемы не в том, что мы не можем принять трансцендентной природы Корана, а в том, что мы в самом деле не можем снять проблему его исторической обусловленности – проблему, которой для мусульман просто не существует. Взаимное признание богооткровенного характера Писаний еще не дает нам единого священного текстологического пространства. Поэтому, стремясь к диалогу в этой области, мы всегда рискуем быть неверно понятыми другой стороной.

Вопрос о соотношении христианства с другими религиями и о его месте в инорелигиозном мире – один из важнейших вопросов, поставленных нашим временем. Этот вопрос касается сегодня не только форм человеческого общежития, он касается в равной мере модуса и способов единения человека с Богом. Достаточно вспомнить встречи религий в Ассизи.

Межрелигиозный диалог действительно связан с немалым риском. Прежде всего с риском быть неверно истолкованным самими его инициаторами (примеров много: от незамысловатой идеи диалога как союза двух против третьего до трактовки диалога в духе суперэкуменизма). И даже корректный диалог небезопасен, потому что может быть неверно истолкован со всеми дальнейшими непредсказуемыми последствиями, скажем так, аудиторией, ему внимающей.

Следует ли, исходя из этого, замкнуться в «малом стаде», которому даны вечные обетования «христианского Бога», как это декларирует, например, журнал «Альфа и Омега» (1997. № I. С. 282)? Или все же отважиться жить открыто и открытым сегодняшнему, во всех отношениях плюралистическому миру? Стремясь и учась понимать другого, какой он есть и каким он видит себя сам, при этом учась и самого себя понимать лучше и глубже. Если акценты расставлены верно, то это и будет, по моему разумению, диалогом. Я хотел бы по этому поводу вспомнить слова Вл. Соловьева, сказанные им в «Третьей речи в память Достоевского»:

Проблема отношений с миром ислама встала сегодня перед российским обществом с особой остротой. Как гласил еще в начале 90-х годов заголовок в «Независимой газете»: «Ислам – тоже наша судьба». С этим трудно спорить. В России мусульман, по различным данным, – от 15 до 25 миллионов, т. е. от ю до 20 % населения. Причем демографическая ситуация в мусульманских регионах куда как более благополучна, нежели в других. Аналогичная ситуация сложилась и во многих западноевропейских странах. Еще лет сорок назад мы удивились бы такому исследованию, как “Islam: a New Element in the Culture of Europe". Сегодня подобная работа не вызывает у нас недоумения. Появилось и получило уже всеобщее признание новое понятие – евроислам.

В наши дни проблема диалога с исламом, проблема взаимопонимания христиан и мусульман, стала сугубо практической. Она имеет много измерений – политическое, социальное, экономическое… И самое деликатное – религиозное. Важность и актуальность диалога с миром ислама именно на уровне вер, по моему мнению, еще не в полной мере осознана в России. И мне представляется, что для нас сегодня чрезвычайно полезно обращение к любому иному опыту, для того чтобы – само собой разумеется с неизбежными религиозно-культурными коррективами – применить этот опыт к себе.

Сегодня под диалогом религий (термин сугубо условный, поскольку реально диалог возможен не между религиями, а между верующими различных религий, готовыми к вероисповедному общению) мы все чаще начинаем понимать не стихийный, подспудный процесс обмена культурной информацией (такой обмен существовал всегда), а сознательную ориентацию на взаимопонимание. Это сложный процесс, требующий как теоретического осмысления, так и институционального оформления. Такой диалог только начинается в наши дни. Именно поэтому у науки о диалоге есть еще одна существенная особенность: она в равной мере исследует диалог и творит его, она не только наука о диалоге, но и наука диалога.