Ну, держись, совхоз, поквитаемся!

Дед помрачнел. Не иначе, услышал.

– Антон! То, о чем ты сейчас подумал - для Хранителя недопустимо!
– Первый раз он назвал меня взрослым именем.

– А что?
– возразил я с обидой.
– Они нас ловят по одному и бьют ни за что. Уже в кино без родителей не сходить. И вообще, их больше чем нас и было б по-честному...

– Все, сядь! Ничего больше не нужно ни показывать, ни рассказывать. Я и так все хорошо понял, - жестко сказал дед.
– Впрочем, нет! Сотри у себя со щеки этот шрам!

Шрам был давнишним. Его я заполучил еще на Камчатке, когда ходить еще, толком, не научился. Перебегал дорогу перед раскачивающимися качелями, а они почему-то не остановились. Все зажило давным-давно, но место удара выделялось белым пятном на загорелой щеке и, как говорила бабушка, портило весь вид. Так что мне этот шрам было нисколько не жалко.

– А теперь убери тотем!

– Что за тотем?

– Я говорю об этом!
– Дед потянул за ворот моей рубашки. Пуговицы разошлись, и там я увидел... вожделенный предмет безнадежной зависти к деду - цветное изображение атакующего в прыжке леопарда. Точно такое же, как у него!

– Жа-а-алко!
– завыл я и захлебнулся слезами.

– А мне вот, тебя жалко! Тотем - дело приходящее. Он вернется на грудь, как только голова поумнеет. А вот с ним на груди ты рискуешь не поумнеть никогда.

Дед намекнул очень иносказательно, что меня могут убить. Кто и за что?

Не переставая всхлипывать, я предавал свою мечту. Изображение сначала выцвело. Потом исчезло совсем. Не осталось ни припухлости, ни красноты. Регенерировать новые клетки гораздо проще, чем блокировать боль.

– Ты доволен?
– спросил я довольно мстительно.

Дед, роняя табак, сворачивал самокрутку. Во всех моих неудачах он всегда виноватил только себя. Иногда для проформы поругивал бабушку: балуешь, мол! Но сейчас... Кто помимо него, мог сполна оценить все величие этой жертвы?

И мне, вдруг, стало его жалко. Так жалко, что я разрыдался в голос:

– Прости меня, дед!

Он все понял без слов. Да и зачем слова, если читаешь мысли?

Потом мы вместе вспоминали о бабушке. Дед спросил, чтобы поднять мое упавшее настроение:

– Как там наша Елена Акимовна? Пора бы нам ехать обратно. Самое время картошку копать. Что она там, интересно, стряпает? Не скучаешь по пирожкам?

– Твоя курица намного вкуснее!

Конечно, приврал. Но это была ложь во спасение. Ведь я до последней секунды надеялся, что дед, как обычно, простит и оставит мне Звездные Знания. Но тут я с ужасом понял, что невольно обидел бабушку. Нужно было как-то выкручиваться:

– Я знаешь, как по ее пирожкам скучаю?! Только она ничего не печет. И вообще ее нет дома. Они с тетей Зоей на почте. В очереди стоят. Хотят за свет заплатить.

Я видел это столь явственно, как будто касался руками складок широкой юбки.

Дед впервые по-настоящему удивился. По-моему, он ничего этого не умел. Как Хранитель, я был повыше его. Ведь каждый из тех, чьи факелы пылали в пещере, подарил мне что-то свое, особенное, отличное от других.

А что делает бабушка Оля?

Я сначала представил, а потом увидел ее, идущую по двору с охапкой сена в руках.

– Лыску сейчас будет кормить. А потом собирается идти по соседям. Будет людей собирать, если мы через час не вернемся.

– Интере-е-есно!
– нахмурился дед.
– Может, ты знаешь, что я собираюсь сделать?

– Знаю, - сказал я, как ухнул с обрыва, - ты хочешь отнять у меня... все это.

Ему стало не по себе.

– Тошка!
– сказал дед ласково и печально.
– Ты уж прости меня, старого дурака. Всех нас прости. Я верил, я знал, что ты с честью пройдешь испытание. Но честное слово, надеялся, что ты станешь если не взрослым, то хотя бы мудрым и умудренным! Мне жаль, что ни я, ни другие, не дали тебе самого главного: хоть чуточку здравого смысла, благоразумия. А без всего этого, также как без стремления самому чему-нибудь научиться, ты не сохранишь Звездные Знания. И они тебя тоже не сохранят.

Я все ниже и ниже опускал свою глупую голову. Как это больно - терять! Но больше всего мне было обидно за деда. Я так и не смог оправдать его помыслов и надежд.

Он понял и это:

– Не отчаивайся! Придет и твой вечер. Ты снова вернешься сюда и согреешься дымом костра. А потом пройдешь новое испытание, обретешь свое звездное имя и все, что утратил теперь. А может быть, даже больше. Я дарю тебе это утро, как сон. Ты будешь видеть его по ночам. Верить ему и не верить. И просыпаться, чтобы забыть. Но когда-нибудь вспомнишь все. И те, чьи факелы опять запылают в пещере, будут вести тебя к этому дню, к обретению новой истины. Я буду одним из них. Да помогут тебе Звезды!