Он придет, я протяну ему руки и скажу: - Здравствуй. Наконец-то я тебя дождалась. Спаси меня.

Я слишком увлеклась, я уже забыла, где нахожусь. С дурацким мечтательным видом выкладываю всю эту тираду вслух. А спохватываюсь слишком поздно. Они уже смеются с новым усердием.

Каргова так хохочет, что на ее тупом лобике напряглась синяя жилка. Давным-давно, тыщу лет назад жила в какой-то деревне злая карга. Дочку ее, тоже злючку, знакомые звали сначала "Карговой девчонкой", потом просто "Карговой". Я где-то читала, как складываются фамилии. Нюська все никак не могла успокоиться, а у меня в мозгу выстраивалась длинная вереница вот таких же Нюсек, злыдней с тупыми лобиками, которые все, как на подбор, были карги.

"Вот оно что!
– Я даже не заметила, что снова говорю вслух.
– Значит, и ты, и мать твоя, и бабка, и прабабки, все, одна за другой, - карги!"

Класс засмеялся по третьему кругу.

– Чья бы корова мычала, - огрызнулась покрасневшая Каргова.

Я молча глядела на нее.

– Сама ты Хайка, - смачно ругнулась на меня Нюська.

Не то, чтобы со злости - даже сама не понимаю, зачем я сделала то, что сделала в ответ... Вообще не понимаю, что получилось и как получилось. Будто бы то, что произошло потом, образовалось как бы само собой, отдельно от меня... Вроде бы и не принимала я в этом никакого участия... Но так уж почему-то вышло: я посмотрела на свою обидчицу как-то по особенному внимательно. Как-то даже не глазами, а совсем по-другому... Смотрела и представляла себе, что из ощеренной Нюськиной пасти, прямо из середины, выпадает зуб. Потом другой, третий... Затем перевела взгляд на Женьку-Бегемота, во всех подробностях видя, что с него при всем честном народе вдруг сваливаются штаны...

Нюськин вопль был страшен. Над бесштановым Бегемотом даже засмеяться не успели. И на громадный вулканический прыщ, попутно взыгравший прямо на носу красавицы Маринки, никто не обратил внимания.

Потому что все еще раззявленная пасть Карговой кровила. В самой середине этого ужасного рта, уже не в моем воображении, а наяву зияла черная дыра. Нюська, будто ей было не десять лет, а все сто, выла, раскачивалась, с недоумением разглядывая три зуба, покоившихся на ее грубой большой ладони.

– Хайкина, ты почему ударила девочку?
– вмешалась, наконец, Зинаида.

Зинаида стояла тут же. Она очень хорошо и отчетливо все видела. Я до Карговой не дотронулась даже пальцем, да и что за глупости - кого-то бить? Я - не они. Мне подобные идеи в голову не приходят...

– Я не ударяла.

– Ты что же, хочешь сказать, что зубы просто так с кровью вылетают?

– Может, я еще одновременно с Бегемота штаны сдернула?

Я пожала плечами.

– Хайкина, ты мне плечами не пожимай.
– Зинаида шипела злобно, ее уродливый живот с ребенком, которого она должна вот-вот родить, трясся в такт.
– За срыв урока ответишь перед директором. Иди. И без мамы в школу не возвращайся.

Я смотрела на беременную громаду нашей классной руководительницы. Если бы не она, меня бы, возможно, не третировали одноклассники. Это Зинаида всех настроила против меня. Вот она-то меня точно ненавидит именно за то, что я еврейка. И не спрашивайте меня, что это. Лично я так и не знаю. Я - из них. Все. А ее угораздило попасть жить в еврейский двор. Опять же не понимаю, что в нем особенно страшного. Специально внимательно осматривала и ничего не нашла. Двор как двор.

Раз заходила я к ней переписывать задание после болезни, и услыхала, как моя классная руководительница выговаривала четырехлетнему сыну, чтобы он не играл с жиденятами". Мне уже знакомо это уменьшительное от некультурного слова, в нашей стране оно обозначает детей евреев. Зинаида же во время выговора сыну неожиданно оглянулась и догадалась, что я слышала ее некультурный разговор. Понятно теперь, почему учительница возненавидела меня еще больше.

– Ты меня слышишь, Хайкина?
– Зинаида так орала, что только совершенно глухой человек мог бы ее не услышать.
– Или ты уже русский язык позабыла? На свой, - она ядовито выделила это "свой", - на СВОЙ перешла?

Вот какой "свой", кто-нибудь понимает? У меня, кроме русского, какой может быть "свой"? Мы же английский только начали! Я внимательно, опять не глазами, а каким-то особенным зрением, тем же, что до этого и на Нюську, посмотрела на учительницу. И увидела совсем не то, что вижу обычно. Не человека, состоявшего из тела, рук, ног и головы, не Зинаиду с ее огромным пузом и выпуклыми голубыми глазами, а только силуэт. Границы этого силуэта волновались, очертания все время менялись... Все же было заметно, что он отдаленно напоминал женскую фигуру, содержанием которой была напряженная концентрация какой-то ужасной злой черноты. От нее ко мне густым строем неслись черные пики. Как будто расстояние между нами кто-то заштриховал жирными стрелами, и каждая из них била в мои глаза, лоб, грудь.

Я ничего не сделала. Но по тому же наитию, которое показало мне пространство как бы под странным, диковинным микроскопом, я мгновенно поставила перед собой зеркальный экран. Экран был мысленным, но он существовал в действительности. Я ясно видела, как вся та злобная тьма, которую Зинаида сейчас насылала на меня, ударялась в него с размаху, а затем, отражаясь от зеркала, стремительно возвращалась обратно к Зинаиде. Опять же не знаю, что произошло на самом деле. Не знаю, почему и как поставила перед собой воображаемый щит. Никто никогда не учил меня этого делать, но я почему-то чувствую, что защищаться нужно именно так.

Вдруг классная руководительница посинела под моим взглядом, зашаталась и всем своим телом шмякнулась на пол, подмяв под себя огромный живот.

Зинаиду увезла "Скорая Помощь", а нас сразу отпустили по домам.

Ночью мне снился красивый черноволосый мужчина в черном одеянии, который рукой манил меня к себе. Я чувствовала страх перед ним и не шла.

– С каких это пор ты меня боишься, - улыбался мужчина.
– Ну вернись. Иди сюда. Я сделаю так, что над тобой больше никто не будет смеяться. Знаешь, что станет с вашей классной дамой? Она уже никогда не родит.