Шрифт:
Надя будто бы колебалась. Она была в шаге от того, чтобы отдать свою душу за сделку с дьяволом, сама того и не осознавая.
– Хорошо, - произнес Виктор Сергеевич, - вспомни: ты еще маленькая, озеро, лодка, пьяный граф... Тебя вытащили из воды, помнишь?
– Не-ет, - прошептала Надя, изумленно глядя на него, - не может быть...
– Да, дорогая моя, это был я.
– Я ваша должница по гроб жизни, - произнесла она, прижимаясь к нему, пальцами цепко хватаясь за лацканы его пиджака.
– За вами - хоть в ад...
Виктор Сергеевич чуть отстранил от себя девушку и поглядел на ее пылавшее лицо, на глаза, полные слез, и сердце, его черное и черствое сердце сжалось от страха за будущее этого хорошенького, счастливого существа: любовь ее к нему была только лишним толчком в пропасть. Этого ли он хотел? Он мог с легкостью распоряжаться судьбами других людей, ломая и калеча их, но ее, чистую и невинную душу разве мог он обречь на страдание, как и всех других? Чем кончит эта кроткая, милая и нежная девушка?.. Сердце его сжалось и перевернулось от чувства, которое нельзя назвать ни жалостью, ни состраданием, потому что оно было сильнее этих чувств. Никогда в другое время он не видел ничего прекраснее, грациознее и в то же время жалче...
– Нет, Надя, - тяжело вздохнув, проговорил Виктор Сергеевич, отстраняя от себя девушку. Он понял, что только что чуть не совершил главную ошибку в своей жизни.
– Не надо тебе в ад.
– Что?
– на ее лице отразилось недоумение. Она явно не понимала такой резкой перемены в настроении графа.
– Но...
– Я спас тебя много лет назад, не задумываясь ни о чем. Встретив тебя сейчас, я решил доказать богу, что вправе распоряжаться судьбой спасенного мною человека. Но как же я ошибся!.. И теперь я не могу погубить тебя. Нет-нет, Надя, прости... Надя, ты не знаешь меня совершенно! Ты не знаешь, что я за человек, - он держал ее за руки.
– Посмотри мне в глаза, внимательно посмотри.
– Быстрым движением он коснулся ладонью того места на ее коже, где покоился крестик, висевший на шнурке, и показал ей чуть обожженную ладонь с ярким следом от крестика.
– Ты знаешь, ты чувствуешь, кто я такой на самом деле...
Девушка тихо ахнула. Теперь-то она поняла, кто он такой.
– Забудь, что я сказал прежде, - продолжал говорить он.
– Нет, Надя, прости, со мной тебя не ждет ничего хорошего... Ты самый прекрасный человек, которого я только встречал за всю свою долгую жизнь. Твоя доброта, широта души, кротость, твоя жертвенность... не для меня. Я слишком ужасное создание для тебя. Я чудовище.
Надя сделала несмелый шаг назад, глядя на Иблисова своими большими заплаканными глазами. Она не знала, чему верить: его внезапному предложению или его настойчивой просьбе теперь же оставить его. Она ничего не понимала.
– Я понимаю твои чувства сейчас, - произнес граф, серьезно глядя на нее, - и прошу за это у тебя прощение. Я не хотел ранить тебя, прекрасное создание. Теперь я понял, что ошибся. Я проиграл. Я понимаю, что не заслуживаю твоего прощения...
– Но, Виктор Сергеевич, - слабо прошептала она, протягивая к нему руку.
– Забудь обо всем этом, как о глупом и страшном сне. Тебя ждет прекрасное будущее, Надя. Главное: беги из этого дома. Здесь собраны все семь... все семь грехов. А ты слишком чиста для них... Беги отсюда, забудь это место навсегда.
Девушка, закрыв лицо ладонями, снова заплакала и убежала в дом.
– Будь счастлива, - Иблисов проводил ее грустным взглядом и, снова тяжело вздохнув, развернулся и двинулся к кабриолету, правил которым Мефодий.
– Так что же?
– спросил он, когда граф сел позади него.
– Все зря?
– Отчего же?
– Иблисов невесело усмехнулся.
– Вы так и не получили желанного.
– Возможно, я, - но тут граф осекся на полуслове, заметив движение в окне первого этажа - за ними следили. Это был Фьерте.
– Опять этот докторишка! Я ведь предупреждал его... Мефодий, займись им.
Мефодий, молча встал и скрылся на пару минут в доме. Вернулся он также тихо и, сев на свое место, по приказу Иблисова тронул кабриолет с места.
Спустя несколько минут поместье графа Якубова скрылось за горизонтом.
Утром обитатели дома нашли тело застрелившегося Петра Ильича на крыльце, а следом за ним - повесившегося в своей комнате доктора Филиппа Фьерте.
Графа Виктора Сергеевича Иблисова никто больше никогда не видел в этих краях.