Шрифт:
– Дьяволом, говоришь?
– Иблисов склонил голову набок.
– Что ж, будь по-твоему.
Быстрым движением Виктор Сергеевич приблизился на близкое расстояние к виконту, который толком не успел понять, что произошло. Лицо Иблисова изменилось за доли секунды. Петр не смог сдержать крика - перед собой он увидел совершенно иное лицо. Что-то нечеловеческое, огненное, жуткое предстало перед ним.
Петр, не помня себя, побежал прочь, забыв обо всем на свете, кроме этого ужасного лица, которое должно было теперь преследовать его до конца дней.
Иблисов тем временем подошел к Наде и помог ей подняться, поддерживая под руки.
– Виктор Сергеевич, - пролепетала она, утирая слезы с лица.
– Ну-ну, - произнес он успокаивающе и накрыл ладонью ее глаза, отчего девушка в ту же секунду ослабла, повисла в его руках и забылась крепким сном.
– Так-то лучше, - усмехнулся граф, подхватывая почти невесомое тело девушки себе на руки.
– И что дальше?
– спросил Мефодий, появившийся из-за дерева.
– Вернемся в дом. Думаю, там уже все успокоились.
– А с ней что?
– он кивнул головой в сторону Нади.
– Ей нужно отдохнуть, - проговорил Виктор Сергеевич и двинулся по направлению к дому графа Якубова.
– А что делать с виконтом?
– Ты сам знаешь, - не оборачиваясь, ответил граф, скрываясь в тумане.
В тот же момент над лесом раздалось пронзительное воронье карканье.
***
Надя очнулась уже поздно ночью у себя в комнате. Воспоминания сразу же навалились на нее тяжелым грузом, и она вспомнила все, что произошло вчера вечером. Сев на постели, она попыталась прийти в себя, но услышала негромкое лошадиное ржание, донесшееся со двора, и поспешила туда же.
Сбежав на первый этаж и добежав до входа в дом, она остановилась у распахнутой двери - на пороге стоял Иблисов, державший в руках шляпу. Позади него, на дворе виднелся запряженный парой лошадей кабриолет, в который Мефодий укладывал вещи хозяина.
– Виктор Сергеевич, - произнесла Надя и, будто бы испугавшись громкости своего голоса, продолжила шепотом: - Уезжаете?
– Приходится, Надя, - он мягко улыбнулся.
– Но... как же... ведь вы...
– Надя, - проговорил он серьезно, переступив через порог и шагнув к ней.
– Поедемте со мной.
– Что?
– на какой-то момент на ее лице отразился испуг.
– Вам здесь нечего делать.
– Но граф...
– Вы теперь свободны, - ах, как же ему хотелось докоснуться хоть на миг хотя бы до ее руки, - Надя, и не зависите ни от него, ни от кого бы то ни было еще.
– А Петр Ильич? Что же с ним...
– Забудьте.
И тут Надя снова расплакалась.
– Вы спасли меня, Виктор Сергеевич, - ее голос дрожал.
– Вы... делайте, что хотите со мной - я у вас в долгу до конца дней.
– Ну-ну, будет, - услышавший нужные ему слова, Иблисов ласково улыбнулся, приблизившись к ней на то максимально близкое расстояние, на которое только мог, и протягивая руки вперед, будто приглашая в объятия. Надя, не удержавшись, бросилась в его объятия, утыкаясь лицом куда-то в грудь.
– Я с самого начала понимала, какой он ужасный человек, - лепетала она, судорожно дыша. Плечи ее мелко вздрагивали.
– Я знала это всегда... Но ведь я не могла отказать ему... Кто я и кто он... Да и ведь кто-то, хоть единая душа должен был помочь ему, хоть кто-то должен был быть ему другом!.. Все время, находясь рядом с ним, я не знала, куда деваться от ужаса... Он ужасный человек!..
– Ну, довольно, Надя, будет плакать, будет...
– граф поцеловал ее руку.
– Будет, девочка! Ты сделала глупость и уже вдоволь расплатилась за нее... Ты виновата... Ну, будет, успокойся...
Но Надя не могла успокоиться - слезы душили ее.
– Едем, дорогая моя...
– сказал Иблисов, замечая, к своему великому ужасу, что он целует ее в лоб, берет ее за талию, что она ожигает его своим горячим дыханием и повисает на его шее, продолжая всхлипывать...
– Будет тебе!
– произнес он, целуя ее в волосы.
– Довольно!..
Некогда было рассуждать, рассчитывать, думать, и Иблисов решительно сказал:
– Поедем, и завтра тебя уже здесь не будет. Едем. Немедленно!
– Но что же вы?..
– Послушай, моя дорогая, мое сокровище!
– сказал он.
– Шаг этот смел... Он рассорит нас с близкими людьми, вызовет на наши головы тысячи попреков, слезных жалоб. Он, быть может, даже испортит мнение других обо мне, причинит мне тысячи непроходимых неудобств, но, милая моя, решено! Ты будешь со мной... Лучшего мне не нужно, да и черт с ними, с этими женщинами! Я сделаю тебя счастливой, буду хранить тебя, как зеницу ока, пока ты жива будешь, я воспитаю тебя, сделаю из тебя женщину! Обещаю тебе это, и вот тебе моя честная рука!