Проговорив эти слова, Митрополит Киевский осенил место крестным знамением на все четыре стороны. Наместник Антоний, приняв от владыки благословение, тотчас же заломил три ветви на дереве, стоявшем там, где быть будущему храму.

Архимандрит Антоний, проводив с почтением Киевского владыку, тотчас написал Митрополиту Филарету Московскому и еще раз просил его о постройке Скита; но ответа не последовало.

По прошествии некоторого времени отец наместник снова повторил свою просьбу и получил в ответ: "Оставить это дело до моего личного прибытия в Лавру". "Но так как это прибытие не могло быть раньше конца сентября, то, значит,- рассуждал наместник Антоний,- мои желания и надежды начать работать тогдашним летом были тщетны. Наконец, когда владыка прибыл в Лавру, то угодно было Господу и здесь испытать мое грешное и слабое терпение. За несколько дней до прибытия и во все время пребывания владыки в Лавре стояла столь дурная, дождливая, холодная, ветряная погода, какой и вообразить трудно. Когда я однажды решился было напомнить владыке, не угодно ли ему лично побывать на Корбухе, он сказал: "Что это?.. На явную болезнь или смерть ты хочешь тащить меня туда в такую погоду?!"

Через день после праздника - именно 27 числа, владыкою был предназначен выезд в Москву, а погода нисколько не изменилась. "Ну, думаю, - прощайте все мои надежды и предположения!.. Но вдруг, задолго еще до полудня 27 числа, поднялся страшнейший ветер, и тучи и облака начали рассеиваться и, через какие-нибудь два часа, выглянуло солнце и такое яркое и жгучее, что день превратился в чисто майский. Часа в два владыка совершенно неожиданно потребовал меня к себе и говорит: "Ну, что ж? Погода, кажется, совсем переменилась к лучшему, и теперь нужно бы съездить на Корбуху".

Лошади были немедленно поданы, и когда мы выехали за посад, то погода стояла истинно очаровательная: вся природа как бы упоевалась ею. Когда мы проехали лес в карете, а затем пошли пешком, хотя под ногами было и очень мокровато, а по местам почти топко, как на болоте, откуда-то взялись разные птички, которые кружились над головами нашими и оглашали воздух пением на все голоса, словом, в лесу стало так прекрасно, усладительно, что и весною редко можно чувствовать такое состояние, в каком мы находились. Сам владыка, как бы не верил себе, смотря на все окружающее нас в природе, как бы приветствующее с каким-то нарочитым торжеством. Таким образом, мне не нужно было ни описывать местности, ни выхвалять ее красот перед владыкою, на лице которого явственно были совершенное довольство Корбухой и одобрение этого места для устройства Скита. Действительно, после нескольких минут нашего пребывания, владыка спросил только: "Где основать самый храм?" А затем сам же указал на то же дерево, которое было мною замечено, и на котором я снова, с благословением надломил три большие ветви.

Пройдясь еще несколько и осмотрев местность в каком-то раздумье, владыка вдруг обратился ко мне с вопросом: "Однако, скажи мне, отец наместник, отчего ты так неотступно настаивал в твоих, особенно последних, письмах касательно избрания этого именно места для Скита?"

Когда я, нисколько не обинуясь, ответил ему, что настаивать так благословил меня Высокопреосвященный Филарет Киевский, осматривавший и указавший это место в недавний проезд его здесь, владыка сказал: "Вот так бы и следовало тебе написать мне, тогда и рассуждать ни мне, ни тебе не нужно было бы. В этом деле он знаток, не то что мы с тобою: мы не годимся и в ученики к нему по этой науке, по которой, как и по имени его, тако было и житие его!"

Примерно в восьми километрах от урочища Корбуха находилось село Богородица Под Сосною (Подсосенье), где стояла старая деревянная церковь Успения Богородицы.

В 1561 г. здесь был устроен женский монастырь "на Троицкой земле Сергиева монастыря". В 1598 г. царь Борис Годунов велел давать ежегодно на монастырь деньги из казны и продовольствие рожью и овсом из ближайших дворцовых сел.

По описанию 1590 г. в монастыре жили 30 стариц, в том числе королева Мария Владимировна (в иночестве Марфа). Дочь князя Владимира Старицкого, она в 1573 г. вышла замуж за датского принца Магнуса, объявленного королем Ливонии, который умер в 1583 г. После его смерти, в 1586 г., она вернулась в Москву и в этом монастыре вместе со своей дочерью Евдокией приняла монашеский постриг.

В обители в конце XVI в. находилась деревянная Успенская церковь, деревянный храм в честь Воскресения Христова и 30 келий. При монастыре стояли 6 крестьянских домов и 12 дворов, в которых жили королева, боярские дети и дворовые люди. В Смуту монастырь запустел и больше не возобновился. Согласно описанию 1622 г. в Подсосино стояла деревянная Успенская церковь, построенная в 1616 г. преподобным Дионисием, архимандритом Троице-Сергиева монастыря. В 1671 г. при архимандрите Феодосии построена новая церковь с употреблением материала, оставшегося от прежней. Феодосий до пострижения в монашество был приходским священником села Подсосино, став настоятелем Троице-Сергиева монастыря, пожелал в своем бывшем приходе устроить более обширный и красивый храм.

Ныне существующая каменная трехпрестольная церковь Успения Пресвятой Богородицы построена в стиле ампир иждивением помещицы, полковницы Елисаветы Алексеевны Арсеньевой в 1825-1827 гг. Главный престол - в честь Успения Пресвятой Богородицы, два других - во имя святителя Николая и святых праведных Захарии и Елисаветы.

Старая деревянная церковь стояла без службы и ветшала. Местный священник в 1843 г. обратился к святителю Филарету с прошением "разрешить означенные церкви (кроме церкви Успения в селе стоял еще деревянный храм в честь святителя Николая, построенный также в XVII в.) разобрать, а материал употребить для отопления нового храма". Но святитель Филарет распорядился перенести эти храмы в лаврское урочище Корбуха на территорию будущего Гефсиманского скита. Вот как изображает состояние этой местности приснопамятный святитель Филарет (Дроздов): "Когда пришел я сюда в первый год текущего столетия, встретил здесь ясные следы и воспоминания столетия прошедшего... Здесь был дом изящного зодчества, который устроением своим показывает, что он назначен был не для постоянного жительства, а только для летних увеселительных посещений. Здесь был сад, в котором растительная природа сильно много страдала от искусства, ухищрявшегося дать ей образы, ей не сродные... Урочище сие было украшено для царских посещений... Со временем внешние обстоятельства Сергиевой Лавры изменились... Прежнее великолепие становится ненужным, так же как и невозможным. Здешний царский дом и сад делаются местом скромного отдохновения наставников и учеников духовного училища, которое Лавра основала в своих стенах на своем иждивении во дни своего изобилия. По времени увеселительного дома не стало. Сад, уступленный искусством природе, обратился в лес. Таким образом, преподобный Сергий достиг того, что упразднялось здесь мирское, допущенное на время; и как бы желая вознаградить себя за сие допущение, благоизволил, чтобы здесь водворилось духовное. Родилась мысль, в уединении сего урочища устроить малый храм, при котором поселилось бы несколько братий, особенно расположенных к безмолвию и к более строгому отречению от своих желаний и собственности, и в котором сверх обычных молитвословий Псалтирь Давидова день и ночь издавала бы свои святые и освящающие звуки, сопровождаемые молитвою о мире и благе Церкви, Царя, Отечества, великой обители и благотворящих ей".

В мае 1844 года было приступлено к сооружению Скита: "Желательно скорее закрыть Корбуху от праздно-ходящих, можете приступить к работе канавы и вала",- писал московский святитель своему наместнику. Когда место для Скита было очищено и обнесено покуда до ограды валом, тогда приступили к постройке и церкви.

Церковь была разобрана в Подсосеньи, перенесена в Скит и поставлена на каменный высокий фундамент; храм строился быстро под непосредственным наблюдением наместника отца Антония; строился он зимой, то есть в феврале. Болезнь, а также дурная погода и дорога останавливали Митрополита Филарета от поездки в Скит.