– У Антона Пармёновича фамилия такая – Свинарчук, – просветил Вилькин.

– У моего бывшего босса тоже фамилия Свинарчук. Расплодились эти Свинарчуки, как тараканы, – с негодованием высказался Губочкин и ослабил бдительность.

Этим и воспользовался богатырь Антоха. Он выбил дюжим плечом дверь, профессора взял за воротник белого халата, а Вовца за левое ухо и сопроводил до пунктов назначения – Вилькина до рабочего места, а Губочкина до входной двери. Потирая опухшее ухо, Вован уныло бормотал: «Я же говорил, что у него руки под карандаш заточены».

И грянул Новый год, и Янис Родригес сидел в кругу друзей за праздничным столом и пил водку из гранёного стакана, а шампанское, как и положено порядочному человеку из хрустального фужера. А слева сидел Фома, а справа терзал гитару Антип, а Пётр разливал, а Павлик безмятежно спал под столом. На столе всё было как всегда: салат оливье, мандарины, селёдка под шубой, солёные огурчики, квашеная капустка, маслята, опята, блины с красной икрой. В телевизоре родная и близкая «Ирония судьбы…». И никаких дурацких паэлий и гаспаччо. И никаких «Ироний судьбы-2» и «Женщин на грани нервного срыва». Дача Фомы как подводная лодка плыла в неизвестном направлении по сугробам и перелескам и жила своей, обособленной от внешнего мира жизнью. А потом все сидели на полу и комментировали фильм, причём постановка могла быть любой, это не имело никакого значения. И опять наступало время песен, и Фома хватался за гитару, и десять пьяных рыл трогательно выводили:

На самой высокой ноте Янис проснулся. Десять минут он яростно материл всю Испанию вместе с её Балеарскими и Канарскими островами. Потом тихо встал, умылся, надел голубую рубашку с коротким рукавом и пошел в офис решать проблемы своих клиентов.

Сменщик по фамилии Сапрыкин, онемев от ужаса, присел на краешек стула, и понеслась душа в рай. Кучин обмотал несчастного испытуемого проводами и новогодней гирляндой, несколько витков пришлось на шею. Потом с вкусным чмоканьем присобачил присоски на лоб и включил ноутбук, немного подумал и направил свет настольной лампы несчастному Сапрыке в глаза.

– Фамилия, имя, отчество? – грозно и почти по слогам протрубил Куча.

– Сапрыкин Игорь Леонидович.

– Год рождения?

– 1963.

– Семейное положение?

– Женат.

Сапрыкин не отвечал, а повизгивал. Его нос и лоб покрылись крупными каплями пота и переливались в свете яркой лампы всеми цветами радуги.

– Сколько у тебя официальных любовниц?

– Нисколько, – заныл Сапрыка.

– Врёшь! – взвился Куча, – полиграф не обманешь.

– Это всего один раз было, по-пьяни, – загнусил уличённый охранник.

– Не один, – пристально глядя в экран, не согласился Телков, – больше.

– Ну, два.

– И не два.

Куча заглянул в ноутбук и ужаснулся. Раздолбай Телок уже вовсю дулся в покер. Удивлённо взлетевшие брови бывшего коллеги произвели на охранника убойное впечатление. Сапрыкин бухнулся на колени и пополз на них к Кучину.

– Не губите, ребята. У меня трое детей и жена-инвалид.

– Жена у него инвалид… Признавайся, сволочь, с кем трахался?

– Я боюсь называть имена.

– Самый страшный здесь я, – предупредил Куча, – Больше всех нужно бояться меня.

Сапрыкин, давясь слюной, стал сдавать свой послужной список. В нём помимо уборщиц и продавщиц, значилась жена хозяина холдинга.

– И когда же ты её уделал? – поразился Кучин.

– На прошлом корпоративе, – затрепетал подлец Сапрыкин, – это всё она… затащила под лестницу и давай пуговицы расстёгивать…

– Подробности ты её мужу расскажешь, – перебил Куча, – сколько у тебя внебрачных детей?

– Ни одного. Все зачаты в законном браке.

– Ой, ли? – засомневался Телок, удачно прикупив бубнового туза.

Сапрыка опять пополз на коленках по направлению к ноутбуку, позвякивая разноцветными лампочками и путая длинные провода.

– Я достоин смертной казни, – ныл он, размазывая слёзы по лицу.

– Однозначно, – не стал возражать Кучин, – поконкретней, сколько у тебя внебрачных детей?

– Пятеро, – зарыдал злостный неплательщик алиментов Сапрыкин.

– Ну, ты даёшь, – поразился Куча детородности коллеги. Уже потом, став матёрыми волками полиграфии, одноклассники убедились, что любая залетевшая барышня, как минимум десять ухажёров назначает отцом своего ребёнка, а пока они молча ужасались глубине человеческой низости. Сапрыкин тихо всхлипывал, раскаиваясь в содеянном, Телков восхищённо ухал, взяв очередную удачную взятку, а Кучин затормозил, не зная о чём ещё спрашивать. Тогда он решил колоть коллегу в грехах, в коих погряз сам: