Олежек Жучилин лежал поверх одеяла и напряжённо думал. Он не знал, куда потратить деньги. Пропить такое количество бабла было просто нереально. Проколоть и пронюхать уже возможно. А проиграть в рулетку – так вообще за несколько заходов. Можно было ещё спустить на продажных женщин и коллекцию автомобилей. Но тогда он уподоблялся чёрному рэперу с голдой на шее и носовым платком на голове, а хотелось быть всё-таки оригинальным. Некоторое время назад он был рядовым студентом заштатного института лесного хозяйства. Приходил на третью пару с чугунной от похмелья головой, думая, как бы разжиться мелочью на пиво. Его отец был директором деревообрабатывающей фабрики и обращался с сыном как папа Карло с Пиноккио, то есть изводил нотациями и норовил пройтись рубанком по всем Олежкиным выпуклостям. Папаня хотел сделать сынка преемником, таким же красным директором, как он сам. Олежка же мечтал о большем, правда, не мог этого сформулировать, но чувствовал кожей, что всё должно быть круто, клёво и в кайф. Мечты на то и мечты, чтобы никогда не сбываться. По окончании института Олег пришёл на фабрику и окунулся в конвейерную рутину. «Пилите, Алик, пилите», – повторял он себе каждое утро, – «пилите и строгайте». Но вдруг батяне удалось приватизировать фабрику. Не вынеся свалившегося богатства, он быстро умер, и двадцатипятилетний Олежка Жучилин в одночасье стал хозяином крупной деревообрабатывающей фабрики, миллионером и магнатом. Нужно было начинать жизнь сначала: не шмыгать носом, не распивать спиртные напитки на выходе из метро, а главное, ощутить себя родоначальником династии дровяных королей России. Он поменял несколько статусных автомобилей и породистых любовниц, купил палку чёрного дерева, инкрустированную слоновой костью, и некоторое время даже приволакивал ногу. Ничего не помогало, в нём не угадывался хозяин жизни. Мало того, он постоянно слышал злые шепотки на проходной: «Что такое счастье? Это когда ты проснулся, а у тебя папа Жучилин». Дни проносились, как доски на лесопилке, а Олежек никак не превращался в Олега Адольфовича.

Литературный негр Вова Губочкин пригорюнился. Приступ неврастении свалился на него, как январский снегопад. Ещё бы, в двадцать семь лет писать для всякой швали литературную подёнщину и получать гроши – кому это может понравиться? А ведь когда-то ученик 5 Б класса Вовчик Губочкин отхватил Первую премию за стенгазету «По грядкам». В этом печатном органе он числился и журналистом, и художником, и главным редактором. Судьбоносная газета камня на камне не оставила от лентяев и хулиганов из 5 Б, которые вместо того, чтобы собирать турнепс и складывать его в кузов грузовой машины, кидались корнеплодами друг в друга. Лихой журналюга Вовец Губочкин помимо первой премии от Совета дружины получил и от одноклассников. Но, понятное дело, уже не премию, а совсем даже наоборот. В ходе разъяснительной работы ему был выбит передний зуб, к сожалению, оказавшийся не молочным, а коренным. Тогда непримиримый Вован даже радовался, что пострадал за правду. Теперь же, умудрённый лысиной и брюшком, Губочкин, горюя, щупал пустое место во рту. А ведь там должен был белеть зуб. Он должен был кусать и жевать поступающую пищу, радовать знакомых девушек лучезарной улыбкой и внушать окружающим, что парень с такими зубами пойдёт далеко и надолго. А что теперь? Лишний раз не улыбнёшься – сразу видна щербинка. А она говорит о многом. Во-первых, парень-то того, из нервных, если уж зуба лишился, значит, непременно в драке. Во-вторых, парень-то того, из бедных. Если уж у него нет денег, зуб себе вставить – о чём серьёзном с ним можно говорить? В-третьих, впрочем, хватит и двух причин, чтобы, наконец, сменить профессию и вставить себе злосчастный зуб или наоборот, оплатить коронку и с голливудской улыбкой подыскивать высокооплачиваемую работу. Теперь на Вована накатил уже невроз выбора. С чего начать: с поисков работы или с похода к стоматологу? В результате изнурительной получасовой борьбы с самим собой, Губочкин пришёл к однозначному выводу – начать следует с поисков работы. Визит к стоматологу временно невозможен ввиду отсутствия средств, а идти в районную поликлинику к бесплатному зубнику очень не хотелось. Коронку он, конечно, пришпандорит, но о голливудской улыбке придётся забыть навсегда. Вовчик, задумчиво грызя шариковую ручку оставшимися зубами, стал перебирать варианты. Работу охранником и грузчиком он сразу же с негодованием отверг. Такая должность не могла в полной мере раскрыть весь мощный потенциал, притаившийся в неказистом на вид Губочкине. Государственная служба с её грошовыми зарплатами, вечными отчётами и писаниной также вычёркивалась. Оставалась работа политическим обозревателем где-нибудь в Англии или, на худой конец, в Бельгии. Правда, Вова Губочкин не знал иностранных языков, но сейчас развелось столько самоучителей, обещающих за три недели подогнать язык, что… В размышления шелкопёра вклинился телефонный звонок. Вовец автоматически поднял трубку: «твою мать, мать, перемать»… Трёхэтажный мат остался в глубоком прошлом, когда деревья были большими, а дома маленькими. Сейчас всё наоборот: деревья стали бонсаями, а дома небоскрёбами. Вот так же трансформировался и мат, он стал тридцати трёх этажным и скребёт небеса не хуже Останкинской телебашни. Литературный негр съёжился, как мокрая ондатровая шапка. Кричал огромадный начальник, глава крупного издательства Поликарп Моисеевич Свинарчук, слов в его мате не было. Совсем. И только через пятнадцать минут матоизвержения стали проскакивать нелитературные слова, которыми общаются обычные люди, когда хотят донести свою мысль до собеседника. Губочкин понял, что совершил непоправимое. Видимо, замечтавшись, попутал главного героя из одного романа и мелкого злодея из другого. С двести тридцать пятой страницы красавец сыщик уже не соблазняет прекрасных незнакомок, а пьяный в зюзю, бушует в дамском туалете. А одноглазый уродец и вырожденец на триста двадцать седьмой странице, вместо того, чтобы всех шантажировать, выносит из огня глухую старушку.

На следующее утро Андрюха Кучин решил: сегодня или никогда. Сегодня он попросит у своего хозяина прибавки к жалованию! Даже лучше сказать потребует!! Поставит ультиматум!!! Выдвинет условия!!!! И он, гвоздь беременный, на эти условия пойдёт!!!!! А не то… что будет в том случае, если его условия отклонят, Куча старался не думать и накручивал себя в прежнем ключе: я ему всё выскажу, всё припомню: и как меня на Майские праздники работать заставляли, и как начальство, в хлам пьяное, по домам развозил. Получит у меня, что я ему, шофёр что ли? Бравый охранник, ведя внутренний диалог с работодателем, несомненно, выигрывал в тактическом плане, не говоря уже про стратегическую линию. Его аргументы были убийственны, а факты неопровержимы, его логика железна, а напор нешуточен. Андрюха напоминал грозный бульдозер, сорвавшийся с цепи, тем более что идея относительно полиграфа принадлежала исключительно ему. А сколько прибыли фирме может принести применение детектора лжи? Посчитайте сами! На входе его встретил сменщик и потребовал пропуск. Дрюня, ничего не подозревая, протянул свой мандат и собрался пошутить насчёт склероза, поразившего его коллегу. Сменщик кинул пропуск в ящик стола и дежурно доложил Кучину, что тот уволен за служебное несоответствие. Андрюха обомлел.

– Ты, что спятил, служивый?

– Говорят тебе, ты уволен, – не стал вдаваться в дискуссии сменщик.

– Кто сказал? – Свинарчук.

– Свинарчук?! – в голосе Кучкина появился надрыв, – а он не сказал, что это я придумал насчёт полиграфа?

– Давай без скандала, – урезонил его сотрудник охраны, – Тарас Захарович сказал, что уже месяц вынашивал идею применения детектора лжи и завтра приступает к реализации проекта.

– Тарас вынашивал!? – заверещал обманутый Куча и схватился побелевшими пальцами за турникет.

– Уйди, Андрюха, не доводи до греха, – охранник сделал вид, что нажимает на тревожную кнопку.

Уволенный Кучин вышел из здания покачиваясь. Его штормило не столько от бесконечного унижения и попранной Свинарчуком справедливости, сколько от адских планов мести, распирающих Андрейкину грудь. Первым делом он позвонил буржуину Жучилину. Жучила, собака, трубку не брал, наверняка боялся, что бывший одноклассник будет просить у него взаймы или озадачит с трудоустройством. Тогда Куча позвонил его мамаше на домашний телефон и попросил соединить с Олегом Адольфовичем. Мадам Жучилина настолько изумилась, что безропотно дала телефон Олежкиной секретарши, которая и соединила бывших одноклассников. Теперь уже ороговел Жучилин.

– Куча, ты? А откуда ты мою секретаршу знаешь?

– Я начальник службы безопасности огромной корпорации. Моя прямая обязанность знать всё – включая имена всех твоих любовниц.

– Ну, ты даёшь… – Жучила закашлялся, – А вообще, как сам?

– Лучше всех, – Куча прикинулся бодрячком, – За последний месяц двадцать тонн зелени поднял. Извёлся весь, всё не придумаю куда вложить? Ты своими акциями не торгуешь?

– Я же не Газпром, – заскромничал Олежек, попутно думая, что как же хороши люди, которым от тебя ничего не нужно, – а что, вам правда такой лавандос на карман сыплется?

– Продажа всяких чайников и телеков такие барыши приносит, что карманы трещат. Лучше скажи, куда мне двести косарей зелени вложить?

– Ты же говорил двадцать.

– Двадцать – это только за последний месяц. А у меня за год набежало столько, что сон потерял. Тяжело быть богатым, – притворно вздохнул Куча.

– Я тебе перезвоню, – заторопился куда-то Жучила и отключился.

«Клюнул», – понял Куча и позвонил Телку. Серёга на связь не выходил. Андрюха по Телковской визитке отыскал необходимый подвал и впёрся в доморощенную типографию. Там среди пустых бутылок и переполненных пепельниц горевал полиграфист Телков.

– Телок, давай, показывай свой полиграф, – закричал с порога Андрон, считая пустые бутылки из-под пива. Пока их было только пять. Ещё две, непочатые, терпеливо ждали своей очереди.

– Какой на хрен полиграф? – Серёга уставился на одноклассника добрыми коровьими глазами.

– Каким ты собрался выводить всех на чистую воду.

– На какую хрен воду? Не впутывай меня в свои грязные игры, я работаю честно и на совесть.

– Чем работать на совесть, уж лучше работать на себя, – скривился умудрённый Кучин.