Шрифт:
Анна на секунду остановилась, руки ее дрожали. Она посмотрела в наполненные болью и страхом глаза дочери безмолвно спрашивая ее разрешения, ожидая просьбы остановиться.
– Давай!
– приказала Мария.
И Анна замахнулась и ударила снова, постаравшись прицелиться точно в середину головы дочери. На этот раз она попала, разрубив голову пополам. Стеклянные голубые глаза вывалились из глазниц, показывая крошечные коричневые кусочки плоти приклеенные к пластиковому черепу.
Болезненный крик Марии пропал, растворился в воздухе. Больше она не говорила. Отчаянно рыдая Анна разорвала упаковку с углем, высыпала его горкой рядом с окончательно мертвым телом дочери, положила его сверху и облила горючей жидкостью. Потом зажгла спичку трясущимися руками и смотрела как пламя сжигает светлые детские волосики на голове, как чернеет и обугливается нежное розовое лицо с давнишними следами красного маркера, как мутнеют и трескаются прозрачные синие глаза. Потом пластик тела вспыхнул ярким пламенем, выбросив густой клуб едкого черного дыма и Анна беспомощно посмотрела вверх, куда полетел этот дым, а с ним быть может и душа ее дочери.
"Прощай, доченька..."
Она долго еще сидела рядом с погребальным костром. От тела уже ничего не осталось, и долго еще красные угли превращались в серый пепел. Была глубокая ночь, Анна продрогла и промокла от росы и плакала, грея застывшие пальцы над горячими углями. В самый темный предрассветный час она думала о том, чтобы повеситься здесь же на ветке дерева и остаться рядом с дочерью в смерти или догнать ее в посмертии. Но потом вспомнила про данное старику-кукольнику обещание и нехотя отказалась от этой идеи.
На рассвете она собрала ладонями пепел в пакет из-под угля и, вспомнив совет старика рассеяла его - по воздуху, под деревьями, по быстрой воде речки.
"Пусть тебе будет там хорошо, дочка. Лучше чем здесь. Лети туда, где твой дом и где ты сможешь быть собой" - шептала она туманному утру.
Потом она собрала свои вещи и с трудом, окоченевшая, поехала на велосипеде в сторону города. Предстояло много дел. Необходимо было разыскать кукол. Хорошо, если мастера выпишут из больницы и он их отдаст. А если нет и он умрет ничего не сказав родственника - что они с ними сделают? Выбросят, сдадут в антикварную лавку, подарят кому-нибудь? Анна собиралась любым способом их добыть. Если надо выкупить или украсть.
Она вспоминала свою жизнь с Марией и то улыбалась то плакала попеременно. Потом она вспомнила прочно забытое письмо от отца из тюрьмы. Она ни разу не вспоминала о нем за все это время. Нужно будет съездить к нему, решила она. Может быть и к матери тоже. Сейчас мать казалась ей не опасной или страшной, а жалкой и несчастной. Анна даже улыбнулась, представив себе ее выражение лица, когда она нагрянет к ней с целой кучей кукол. Рассветное солнце осветило ее заплаканное лицо, покрасневшие от горя и недосыпа глаза и измятую и прокопченную одежду. Мир вокруг, освещенный этим солнцем, свежий и чистый, умытый росой был таким красивым, что Анна невольно улыбнулась ему. Так, как когда-то в детстве, выбегая, только что проснувшись, на крыльцо дома и улыбалась широко и радостно солнцу, благодарная ему за то, что оно так щедро дарит свои свет и тепло всему миру.