Шрифт:
Сухан размеренно исполнял исконно-посконные возвратно-поступательные.
«Эх, раз. Ещё раз. Ещё много-много раз…».Народная мудрость уточняет:
«Лучше сорок раз старуху Чем ни разу молодуху».Хотя есть и особое мнение:
«Не страшно стать дедушкой, страшно спать с бабушкой».
Бабушкой Софья ещё не стала. Так что — ничего страшного.
На каждой пятой фрикции Сухан звонко хлопал ладонью по Софочкиной ягодице. Попеременно — то по левой, то по правой. Тётушкина попочка раскраснелась как щёчки юной красавицы от нескромных куплетов. Впрочем, и «цветы любви», они же «розы наслаждения», в эту эпоху периодически вызывающие творческое вдохновение арабских поэтов, в смысле — разводы крови на нежной бело-розовой коже ляжек и ягодиц — тоже присутствовали.
«Довела тебя глупость бабская До вишнёвого зада».До цвета спелой вишни ещё далеко, но — «правильной дорогой идёте, товарищи».
Софочка отличалась от французской коровы. Тем, что непрерывно и однообразно мумукала. Ритмично колыхаясь всеми своими декстринами и целлюлитами синхронно движениям заднего… привода.
Говорят, что треть женщин обожает такую форму сношения. Мда… Софочка — явно в эту треть не попадает. Быват…
Обошёл эту… «станковую живопись». В смысле — на лавке, на станке. Заглянул Софочке в лицо. Лицо… плохое. Багровое, опухшее, потное, с дёргающимися в такт толчкам Сухана отвисшими щеками, плотно сжатыми зубами, с торчащей, почти сжёванной, банной мочалкой, зажмуренными глазами, из которых текли слёзы. Некрасиво.
— Ты как? Ещё хочешь?
Она резко попыталась распахнуть глаза. Но слипшиеся от пота ресницы… Один глаз мутно взглянул на меня. Из под мочалки донеслось мычание. Нет, не французская корова. Мукает в процессе. В отличие как у Золя.
Заботливо поинтересовался:
— Может, прекратить? Если ты хочешь…
— М-м-м-у-у-у…
прозвучало в ответ.
Это что-то значит? Да? Нет? Может быть?
— Закончить? Это твоё третье желание?
Она убедительно закивала головой, выражая полное согласие её задушевного стремления с моим галантным предложением.
«Бойтесь желаний — они исполняются» — сколько раз эта простая мысль была повторена разными человеками! Сколько страстей и переживаний описано в связи с «исполнением желаемого»!
Да хоть тот анекдот, где мужик хочет стать Героем Советского Союза, требует этого от золотой рыбки и обнаруживает себя на Курской дуге. С двумя гранатами в кулачках и тремя немецкими танками напротив.
Но почему никто не описывает эмоций «исполнятеля желаний»? Когда очередной «хозяин жизни и лампы» повелевает построить волшебный дворец на крышке пусковой шахты?
Даже у «нашего всего» — слов не нашлось:
«Ничего не сказала рыбка, Лишь хвостом по воде плеснула И ушла в глубокое море».А всего-то — «Что-то сделать с проклятою бабой». Во избежания идиотского желания:
«Чтобы ты, Иван, ей служил И чтоб был у неё на посылках».Хвоста нет — плескать нечем. Переходим у акустическим командам.
Я обернулся к Сухану. Понять что-либо по его виду — затруднительно. «Зомбятина самоходная». Но если уж мужик начал, то…
— Кончай.
«Живой мертвяк» — символ исполнительности. Немедленно приступил. К… к исполнению поданной команды. Темп и сила толчков изменились. Кажется, Софочка предполагала, что после её «третьего желания» произойдёт немедленная его реализация.
Увы, «быстро сказка сказывается, да не скоро дело делается» — русская народная мудрость.
Наконец, «дело» — сделалось. В стиле французской классики:
«Корова приняла оплодотворяющую струю самца не пошевельнувшись, так же бесстрастно, как принимает в свои лона животворные семена щедрая земля».
Как, всё-таки, красиво пишут эти французские эстеты, гурманы и экспрессионисты! Так и хочется поинтересоваться: любите ли вы рококо? А бельведер с шамбертеном? Это я чисто к слову — навеяло.
— Алу, будь любезен, отмой это всё начисто.
— Э… И изнутри?
— Конечно. Докуда достанешь. Внутренние повреждения более опасны, чем внешние.
— Но… у неё тут… кровь идёт.
— Да ты что? Ай-яй-яй. Ну, так окажи первую медицинскую. Тебя же учили.
Давай, малыш. Ты же не рафинированный выпускник чего-то там с асфальта. Ты — сын степного хана. Первое, что ты увидел в жизни, едва открыв глаза в половецком шатре — как умирала твоя мать от внутреннего кровотечения. Редкий день в твоей жизни обходился без вида и запаха крови и спермы, ни один — без кала и мочи. Ты уже бессчётное количество раз пускал кровь, перерезал горло, убивал живых существ. Свежевал, потрошил и разделывал. Здесь это нормально — «Все так живут».
Доводилось тебе и останавливать кровь, перевязывая и зашивая раны. Что тебя так обескуражило? Персонаж? Место? Способ нанесения повреждений? Или ты полагаешь, что след применения штатного палаша в этой зоне — будет менее выразителен?