– Отставить!

Безымянный сержант звёздной пехоты, казалось, смотрел на девушку с плохо скрываемой гордостью.

Одолев приступ кашля, Серафима упрямо потопала на кухню: за градусником и дозой жаропонижающего. Айн бесхвостой лисой шмыгнул под ноги.

– Мать твоя собака!
– зло прохрипела Серафима, хватаясь за дверной косяк.

Изображая святую невинность, корги потрусил к миске и принялся скрести кафель.

Когда Аргит зашел на кухню, на столе исходила паром и химически-лимонным запахом чашка в полоску, Серафима сидела с закрытыми глазами, плотно прижимая к боку левую руку, а корги обиженно поскуливал.

– Има?
– Аргит всмотрелся в бледное лицо.

Вместо ответа с сухих губ сорвался кашель. Мужчина нахмурился и, смахнув черные пряди, прижал кончики пальцев ко горячему лбу. Серафима вздрогнула, медленно подняла веки. Поморщилась от электрических лучей, дротиками впивающихся в радужку.

– Болезнь, - сказала тихо.

Аргит приложило к стене ладонь и несколько секунд спустя на кухне материализовался всклокоченный Савелий в пижаме пурпурного атласа и остроносых турецких тапочках. Айн подпрыгнул, случайно задев металлическую миску. Домовой открыл было рот, чтобы возмутиться, но Аргит указал на хлопающую глазами Серафиму:

– Има болеть.

Савелий недоверчиво прищурился, подошел к столу, принюхался.

– Опять химию свою развела, - домовой наморщил нос картошкой.
– Жар сильный?

Серафима очень аккуратно извлекла градусник, блеснувший на свету стеклянной рыбкой.

– Тридцать девять и один. Айн, не ной. Сейчас чуть очухаюсь и пойдем гулять.

Она упаковала термометр в чехол и взялась за ручку чашки.

– Да ты никак умом повредилась, болезная?!
– вплеснул руками Савелий.
– Тебе гулять в ближайшие дни от кровати до уборной и обратно. Ишь, чего удумала!

– Айна нужно вывести, - упрямо сказала Серафима.

– Савели, - голос Аргита непостижимым образом заглушал какофонию в голове, - что нужно делать?

От неожиданности Серафима клацнула зубами по стенке чашки, а домовой приосанился, выпятил грудь и авторитетно заявил:

– Лежать, теплое пить.

– Теплое?
– переспросил мужчина.
– Ну там мед, малина, калина, чаи всякие. Ай, да что тебе, басурману объяснять. Принесу сейчас, а ты жди. И ее, - кивнул головой в сторону Серафимы, - не пускай никуда. И то ишь, удумала. С инфлюэнцей в люди. Ни косы, ни ума, ни понятия!

И исчез. Айн подозрительно понюхал место, где только что стоял домовой, чихнул и принялся тыкаться мокрым носом в хозяйские колени.

– Сейчас, - девушка слабо погладила собаку.
– Подожди...

Голова работала плохо, как насквозь проржавевшие башенные часы. Выгулять Айна. Предупредить всех. Заказать доставку продуктов.

От списка важных дел отвлекло легкое прикосновение. Прохладные пальцы прижались к вискам, изгоняя осиный рой, поселившийся в черепе, быстрой капелью пробежали по щекам, задержавшись под челюстью и остановились на шее. Там, где текло хриплое дыхание и мелко дрожал пульс. Серафима застыла, уткнувшись носом в чашку. Остатки и без того несвязных мыслей разметало снежной пылью.

Аргит чувствовал жар, исходящий от девушки. Конечно, ему не сравниться с дыханием горна Гоибниу. Но и Серафима не одно из творений великого кузнеца Туата де Данан. Сейчас она скорее походила на цветок, вырванный из земли и выпитый безжалостным солнцем. В Каэр Сиди люди не болели, а все старые хвори нежданных гостей мигом исчезали под легкой рукой мудрой Аирмед - потомки Диан Кехта обладали даром исцеления. И пожалуй, в первый раз в жизни Аргит пожалел, что эта сила ему недоступна.

– Караулишь? Молодца!

Появившийся Савелий деловито засеменил к столу и принялся доставать из корзины пузатые банки.

– Что это?
– нахмурилась Серафима.

– Малинка, - домовой любовно погладил стеклянный бок, - клюковка, морошка. Все натуральное, без этой вашей химии дурной. Медок - вот еще луговой, зело полезный. Сейчас мы тебя, хозяйка, отпаивать будем. Доктора я, конечно, тоже позвал, а то мало ли, осложнения какие.

Серафима перевела растерянный взгляд с банок на мужичка в пижаме, уже набирающего воду в чайник. Подняла голову и встретилась с пронзительной синевой, из которой неожиданно ушла привычная безмятежность. Стальные ежи в горле скатались в монолитный ком, руки предательски дрогнули, и захотелось вытереть без того слезящиеся глаза. Слабость не позволила подняться уверено, пришлось хвататься за стол.

– Куда?
– спокойно спросил Аргит.

– Айн. Надо гулять, - упрямо процедила Серафима.

– Нет.

Невозмутимый ответ сопровождался быстрым движением. И прежде чем одурманенный болезнью мозг сообразил, что все-таки произошло, Серафиму принесли в комнату, уложили в кровать, изъяли из жестких пальцев чашку и до подбородка накрыли одеялом.

– Лежать.

Аргит говорил тихо и очень серьезно.

– Но...
– Серафима попыталась подняться.

– Нет, - он аккуратно придержал ее за плечи.
– Има лежать. Пить лекарство, становиться здоровый.