Америка также становилась все более скептически настроенной в отношении дальнейшего мирового сотрудничества. Росло число американцев, с подозрительностью относящихся к понятию «наднациональное». В середине первого срока президентства Клинтона (1994 г.) во время выборов в Конгресс Республиканская партия добилась больших успехов и в резких националистических тонах пошли разговоры о «Революции Гингрича» [3] , а к вызову лидерству президента добавились его личные неприятности. Его репутации нанес ущерб длительный скандал, доминировавший в политической жизни Вашингтона (и бывший основной темой частных разговоров) в течение целого года с начала 1998 до начала 1999 года, серьезно понизив шансы Клинтона получить поддержку собственных избирателей. Ирония заключалась в том, что меняющееся восприятие американской политики и ухудшение при этом личной репутации Клинтона делали трудноприемлемым провозглашенный им принцип: «внешние дела – продолжение внутренней политики другими средствами». По мере того как внутренняя политика все сильнее отстаивала свои права, идеалистические замыслы Клинтона все более становились ее жертвой.

Многие глобальные проблемы, с которыми пришлось столкнуться Клинтону, имели глубокие корни. Устоявшиеся интересы, национальное соперничество, культурный гедонизм богатых, сильное недовольство бедных и уверенность в своих правах этнических и религиозных антагонистов стали препятствиями на пути превращения глобального верховенства Америки в добрые деяния. Для того чтобы справиться с такими отвратительными, но стойкими реальностями, нужно было воспользоваться традиционными силовыми инструментами, плохо сочетающимися с высокими чувствами. И для этого была необходима мощная внутренняя поддержка, обеспечиваемая ясной стратегической программой.

Борьба с наследием прошлого вынуждала Клинтона вступить в конфронтацию и с некоторыми из тех, с кем он уже сталкивался по вопросам объединения Европы и нераспространения ядерного оружия. Предметом озабоченности снова стала Россия, а европейский национализм свирепствовал на Балканах, тогда как ситуация на Ближнем Востоке зашла в тупик из-за непримиримости глубоко укоренившихся этнических и религиозных противоречий. С окончанием холодной войны наружу вышли давно тлевшие локальные конфликты, которые внезапно превратились в очаги пожаров и потрясений.

Приняв на себя обязанности президента, Клинтон почти сразу столкнулся со взрывами насилия в нескольких частях мира. Эти события отвлекли его от намеченной программы и поставили перед опасной перспективой кровопролития. Сомали и Руанда в Африке находились в состоянии хаоса; распад Югославии привел к эскалации насилия почти в самом центре новой Европы. Вскоре Россия увязла в войне в Чечне; Китай проверял на прочность предел решимости Америки защищать Тайвань от военных посягательств. И в дополнение к этому на протяжении двух сроков президентства Клинтона Ближний Восток оставался кровоточащей раной с незначительными улучшениями и серьезными отступлениями в израильско-палестинском мирном процессе, Ирак стал источником периодической конфронтации, появился на свет антиамериканский терроризм, все более усиливающийся по мере повышения политического накала в регионе.

Почти во всех этих случаях первой реакцией Клинтона оказывалось желание не вмешиваться. Эти вопросы не были приоритетными в его понимании задачами и не соответствовали ни его идеализму, ни его интеллектуальным наклонностям. Они дурно пахли, и он знал, что эффективное решение потребует либо лоббирования, либо применения силы. Некоторые из проблем, как, например, конфликт в Чечне, нельзя решить, не отказавшись от оптимистических взглядов и не соприкасаясь с отвратительными реалиями. И наконец, последнее, не менее важное, но наиболее сложное, – израильско-палестинский конфликт, чреватый возможными политическими трудностями в самих США.

Эти вызовы требовали не просто веры в исторический динамизм глобализации или убеждения, что мировая политика может рассматриваться как продолжение внутренней, а гораздо большего. Критики Клинтона вполне обоснованно настаивали на том, что «глобалония» [4] не заменяет геостратегии. А геостратегия означает установление приоритетности геополитических вызовов, чтобы могли быть приняты быстрые и решительные меры. Американское лидерство еще не достигло настолько высокого уровня. К чести Клинтона следует сказать, что, несмотря на отсутствие у него желания, он все-таки пытался найти средства для ликвидации Балканского кризиса и в конце концов преуспел в этом. К сожалению, того же нельзя было сказать о Сомали и Руанде. Вскоре после вступления в должность Клинтон оказался в ситуации, когда нужно было принять решение в связи с эскалацией насилия в Сомали, куда его предшественник направил небольшой контингент американских вооруженных сил в рамках международной санкции по поддержанию мира. Но в конце 1993 года в ходе широко разрекламированной прессой операции под названием «Удар черного ястреба» отчаянная попытка американских военных спасти окруженную и осажденную в центре Могадишо команду специальных сил окончилась тяжелыми потерями для американцев, и Клинтон поспешно свернул американское присутствие в Сомали. Контраст между действиями США в Югославии и замалчиванием того, что произошло в Африке, не остался незамеченным.

Мнение о безразличном отношении Америки к Африке связывалось также с ее продолжительной пассивностью к бедствиям в связи с геноцидом, происходившим в Руанде в 1994–1995 годах. Международное сообщество по существу было лишь наблюдателем. Новые независимые африканские государства не желали предпринимать какие-либо действия, а бывшие европейские колониальные державы обходились только минимальными действиями. Соединенные Штаты, судя по всему, считали, что эта проблема не имеет широких геополитических последствий и сами африканцы, возможно с помощью бывших европейских колониальных держав, должны будут ее решить.

В противоположность этому на начальную фазу Балканского кризиса, который Клинтон унаследовал от Буша, он реагировал с большой решительностью и эффективно. Соединенные Штаты не сразу осознали, насколько потенциально опасен кризис в многонациональной Югославии. В то время как объединенная Германия быстро признала (и втайне приветствовала) независимость Словении и Хорватии, Франция и Россия не сделали этого, мотивируя свою позицию традиционной близостью к Сербии. Обстановка конфликта в Боснии с ее смешанным населением, состоявшим из хорватов-католиков, боснийских мусульман и сербских ортодоксальных боснийцев, быстро привела к войне. Госсекретарь Буша Джеймс Бейкер, выражая ошеломляющее безразличие, часто цитировал поговорку: «В этой драке нет нашей собаки».