Звонкий смех за окном отвлек меня от размышлений. Аккуратно ступая по отполированному до блеска зеленому полу, в центре которого была красочная мозаика: яркие птицы, сидящие на дереве, я подошла к окну и выглянула наружу.

Внизу был разбит парк, представлявший из себя настоящий лабиринт из аккуратно подстриженных кустов, в центре которого находилась мраморная чаша фонтана. Именно там сейчас бегали вокруг и смеялись насколько девушек в ярких длинных платьях, напоминавших стайку разноцветных попугаев в зоомагазине. Неподалеку от них с мольбертом расположился Боневенунто, на этот раз он был одет просто с шиком: куртка, отороченная мехом, с разрезами по бокам и вдоль рукавов, сквозь которые выглядывала белая рубашка, разноцветные узкие штаны, высокие сапоги из красной кожи. Голову художника венчал ярко-алый берет с фазаньим пером. Одна из девушек, явно заигрывая, зачерпнула воды из мраморной чаши фонтана и брызнула в сторону мужчины, он оторвался от своего мольберта и кинулся догонять шутницу, остальные девушки с визгом пытались помешать ему.

Я задумчиво прошлась по комнате. Скорее всего, палитра относилась к художнику, но вот перо… и при чем тут всадник… Так ничего и не решив, я надела кулон и невольно вскрикнула. Голову пронзила боль, перед глазами все завертелось, а дыхание перехватило. Я пришла в себя, сидя на кровати и держась за изголовье.

Голова все еще болела, перед глазами то и дело вспыхивали яркие искры. Зато теперь я знала, что принцессе Кариссе восемнадцать лет, что ее брат три года назад вступил на престол, помимо брата есть еще дядя, который является первым советником принца. Более того, я даже знала, как этот дядя выглядит: точно такой же белесый, как и принц, они редко ладили, особенно что касается брака с д’орезом соседнего государства, на котором настаивала сама принцесса, по уши влюбленная в Лоренцио Гаудани.

По всей видимости, черный хрусталь каким-то образом передал мне те знания, которые Рой посчитал для меня необходимыми. Странно, но о нем самом я ничего не помнила, кроме того, что узнала за эту дорогу. Хотя он приходился двоюродным братом принцу и принцессе Риччионе: их матери были сестрами-близнецами.

– Замечательно, - фыркнула я, - Хоть бы предупредил!

Я с досадой посмотрела на кулон, словно он мог передать мой взгляд своему создателю, но снимать украшение не стала. Выждав, пока голова перестанет кружиться, я позвала служанок. Охая и ахая по поводу моей внезапной болезни, они принесли мне обед и попытались уложить в постель, но я настояла на том, что хочу выйти. Одна из женщин заикнулась было о докторе, но я оборвала её, слегка капризным тоном сказав, что устала сидеть взаперти, и если она хочет, то может спросить позволения для меня у принца. Женщина обиженно замолчала и покорно принесла мне платье.

Их оказалось два: одно, надевавшееся на белоснежную рубашку и уже ставшей привычной баску – бирюзовое, с глубоким вырезом, расшитое серебром, второе, верхнее – темно-синее, представлявшее собой, скорее, длинный жилет с узкими рукавами, в разрезах которых виднелось полотно рубашки. Насколько я уже успела заметить, именно белизне рубашки уделялось больше всего внимания.

Замшевые туфельки темно-синего цвета завершили мой наряд, служанка тщательно расчесала мне волосы, выплела замысловатые косы и отступила. Накрасить глаза и губы я отказалась, вспомнив, какими красителями пользовались во времена нашего средневековья, после чего, игнорируя причитания о приличиях и красоте, спустилась в сад, благодаря кулону безошибочно найдя туда дорогу. Тот же кулон вложил мне в голову знания помещений в замке и несколько стер восхищение, с которым бы я могла рассматривать комнаты, через которые шла. Расписанные фресками, украшенные позолотой и мозаиками, они не вызвали у меня того восторга, которого по праву заслуживали, и я добавила это к длинному списку претензий к графу Алайстеру.

При виде меня смех стих, девушки - теперь я знала все их имена, и к какому роду каждая из них принадлежала - повскакивали со своих мест и почтительно присели в реверансах. Боневенунто грациозно поклонился:

– Принцесса, рад вас видеть в добром здравии.

Я улыбнулась ему:

– О, вы все-таки доехали?

– Именно так, мадонна! Я прибыл просить оказать мне честь и написать ваш портрет! – он махнул беретом, который все еще сжимал в руках, в сторону мольберта, кончик пера попал в краску. Заметив это, художник горестно вскрикнул. Я невольно рассмеялась. Девушки сразу же подхватили мой смех. Я слегка нахмурилась, смех сражу же стих.

– Пожалуй, мэссэр Боневенунто, я окажу вам эту честь, - слова вырвались сами. Он вновь склонился в почтительном поклоне:

– Мадонна, ваша доброта может соперничать лишь с вашей красотой. Вы позволите начать сегодня?

– Только после обеда, дорогой Боно! Только после обеда! – раздалось у меня за спиной. Я повернулась. Принц Риччионе стоял на аллее. За ним толпились придворные.

– Дорогой брат, - я грациозно (откуда только взялось) присела, - Рада вас видеть.

– Дорогая сестра, - он подошел и протянул руку, помогая подняться. Руку, правда, не отпустил, - вы все еще бледны…

Я как можно более беспечно улыбнулась:

– Чепуха! Я устала быть затворницей!

– И чего же вам хочется? – принц улыбнулся, как обычно, его глаза остались холодными. Я дерзко посмотрела на него:

– Конечно, развлечений!

– Боюсь, что не смогу составить вам компанию, - вздохнул он, - Возможно…

– Полагаю, Боневенунто вполне справиться, - уверила я его, - Он же – мастер развлечений!

Несколько смешков сменившихся кашлем подтвердили мои предположения, в каких именно развлечениях специализировался художник. Сам он слегка покраснел, а я продолжала:

– Разумеется, все будет очень достойно, но, Козимо, пожалуйста, мне так скучно! – я скорчила умоляющее лицо. Принц чуть прищурил глаза, словно пытаясь понять, что у меня на уме, затем махнул рукой:

– Хорошо, если вам так будет угодно… Простите, Карисса, мне надо идти.

– О да, - глубокомысленно заметила я, чувствуя себя еще большей дурой, чем пустоголовая принцесса, - Государственные дела…

– Именно. Вы составите мне компанию за ужином?

– Непременно! – улыбнулась я, понимая, что до ужина необходимо дожить.