Вторая трагедия из тетралогии "Троянская война"
ЕЛЕНА
Аргивская
Азия окрест легла; куда ни посмотришь - азийский
мертвый пейзаж за окном, азиатские всё перспективы.
Некуда, значит, отсюда ни сушей, ни морем: тяжолых
воздух не выдержит крыльев, и я не Дедал. Привыкаю
к мысли, что только в четвертой стихии возможно такое -
Азию бросить, чтоб, дымом легчайшим да едким взвиваясь,
к милой Элладе отправиться. Одолевает пространство
дым, забирается в комнаты, слезы из глаз, раздражает
ноздри. Что пишешь сквозь слезы? Ко мне? Подыши этим дымом.
Долгую участь кляну, оставаясь наградой и жертвой.
Старости не заслужила, морщин, седины - движусь бодро
от преступленья к предательству, далее к бедам различным;
перебираю людишек - кто глаже, кто гаже, кто ближе;
перебираю наряды - что ярче, дороже, теплее;
перебираю места, страны - где мне богаче, свободней;
перебираю судьбы варианты - и ни к одному не склоняюсь.
Кто мне сопутствовать сможет во всех упражнениях плоти,
духа, кто не постесняется быть молодым и влюбленным,
в бедах страны не участвовать, не замечать их, покинуть
родину в самый разгар их? Пускай там терзают друг друга,
пропадом пусть пропадают - нам чистое ложе готово.
Сроки означены - вот они. Всё ли войной забавляться
странам, народам: нам - пленом, им - властью над нами? Неволя,
воля свои исчерпали возможности, глохнут в далеких,
в близких последствиях. Скоро сметать, что остались, фигурки
будет Клио, никаких других средств не имея сквитаться
с нами со всеми, начала, концы свести, лишь бы хоть как-то
полупобеду - одним, другим - поражение полной
мерой.
Время теперь убыстряется, мы его токи сплошные
чувствуем всем естеством: голодаем едва от обеда
и холодаем едва от костра. Как с горы час сорвавшись,
падает весом своим, приминая, сгнетая событья.
Им - тем, кто смертные, - страшно, мы ж предвкушаем награду:
будет за краем войны нам прекрасное место для жизни.
Так поддавай жару, муза; мети, смерть, по войску чужому,
по своему; убывай, народ, счетом! Преграда меж нами -
тысячи тысяч живых, кому мертвыми лечь в деле ратном.
Мы ли причина их смерти? Нет, только зависим от смерти...
ПРОЛОГ
Кормилица
Десятый год в плену позорном маемся,
всё испытали: радости и горести.
Как принимали нас, стелили под ноги
пурпурные ковры, грузили золотом
запястья, шеи, уши; адамантовый
преследовал нас блеск; одежды легкие
скользили по телам, а песни звонкие
звучали ночь-полночь. Как спать, как бодрствовать
в таком чаду?
А после, навалилась как
беда на город, - так другое дело, так
врагини мы, гречанки. Страсть позорная
к нам привлекала юношей - они теперь
оставили, иных объятий ищущие,
любовницы костлявой вожделеющие.
Их матери, их жены, сестры лица в кровь
царапают, всё ищут, обезумевшие,
кому отмстить. Но греки настоящие
там, под стеной, их не достать - мы туточки,
бессильные, несчастные родством своим.
Ах, девонька моя, в паскудной старости
я ослабела, защитить-то как смогу,
укрыть тебя от гнева этих праведных,
и сильных, и безжалостных? Одну тебя
винят в войне - как будто что мужчин уймет,
от меди отвлечет, как будто до тебя
проклятый Илион сто лет бездействовал,
оружием не потрясал и битв не знал!
Так что же все на нас?
ПАРОД
На орхестру выходят греческие пленницы.
Хор
Мы - свита благой Афродиты,