— Никакой ошибки нет, — отрезал гость и стукнул тростью по полу, словно подчеркивая свои слова. — Я иду по следам этого негодяя от самой Ниццы, и он не скроется от моего возмездия! Ещё ни один мерзавец не посягнул на моё имущество… и уцелел.

— Да, господин барон, вы, безусловно, правы, — простонал Андрэ, лихорадочно промокая пот на лбу бумажной салфеткой — платок торчал из нагрудного кармана, но о нём директор, похоже, совсем позабыл. — Однако молю вас… театр… наша репутация! Если о том, что мы едва не стали жертвами этого жулика, узнают в свете…

— Могут узнать, — согласился барон. — Или, — конец его трости уставился сначала на Андрэ, а потом описал в воздухе дугу — и почти уткнулся в Фирмена, — публика может узнать о вашем весомом вкладе в дело задержания опаснейшего преступника.

— О! — забегал глазами директор, — возможно, это оценят даже в самых… высших кругах! Мы станем героями, Андрэ! Сегодня вечером этот негодяй собирается быть на представлении…

*

Эрик стоял на колосниках, и люстра сверкала прямо перед ним, тысячи капель-хрусталиков переливались всеми оттенками радужного света, пряча в себе благородный теплый блеск позолоты. Миллион франков? Она выглядела на все двадцать!

Внизу снова шла репетиция, и Эрик наблюдал, как и в первый раз. Вечером они с Раулем покинут Оперу и унесут с собой куш, о котором мечтает каждый в их нелегком ремесле. Погрузившись в мысли, он даже не сразу понял, что музыка замерла, а глянув вниз, увидел, что Карлотта стоит, прижав ладонь к губам.

— Я не в силах петь! — сказала она.

— Сеньора Гуидичелли! — к госпоже торопилась её горничная, сжимая в руках флакон. — Ваше средство.

Певица несколько раз пшикнула себе в рот из флакона, кашлянула, снова попробовала голос — несколько нот были безукоризненными, но потом он предательски сорвался.

— Это быть ужасно! — в сердцах сказала она и, сорвав с плеча шарф, швырнула его на пол. — Проклятая инфлюэнца!

— Нет-нет, сеньора, — служанка подняла его и стала сматывать, — вам нужно отдохнуть, и вы будете петь ещё прекраснее, чем раньше.

— Но не сегодня! Не сегодня! — Карлотта забрала шарф у горничной, накинула на плечи и схватилась за концы с такой силой, будто пытаясь защититься шёлковым складками от мира. — Я не быть тут сегодня вечером!

Она удалилась с видом героини греческой трагедии, оставив за спиной поражённое молчание, которое нарушил режиссёр спектакля.

— Кто дублёрша сеньоры?

— Дублёрша? — дирижер чуть не сломал палочку. — У сеньоры Гуидичелли нет дублерши! Она звезда, единственная и неповторимая! Нет её — нет спектакля!

— Это невозможно! — воскликнул режиссер. — Сегодня премьера, на которой будет весь цвет Парижа, мы не можем отменить спектакль. Это же оперный театр, здесь должны быть десятки певиц!

— Никто из них не знает партию императрицы, — горестно сказал месье Рейер, и многострадальная палочка всё-таки не выдержала и треснула в его пальцах.

Неужели никто? Эрик нахмурился на миг, и в тот же миг его осенило:

— Кристина!

— Кристина? — повторил внизу режиссер, изумлено крутя головой в попытках понять, откуда доносится призрачный голос. — Какая Кристина? Кто это сказал?

— Кристина Дааэ! — Мег Жири радостно хлопнула в ладоши. — Она умеет петь и знает все партии.

— Что ты, Мег, я не смогу, — попыталась возразить Кристина, только подруга уже схватила её за руку и вытащила в центр сцены, прямо под нос дирижеру, режиссеру, ошарашенной мадам Жири и половине рабочих, сбежавшихся полюбопытствовать.

Крепко взяв Кристину за плечи, Мег развернула её лицом к залу и строго велела:

— Пой арию императрицы! «Моя звезда никогда не погаснет», и так далее.

Дирижёр беспомощно взглянул на режиссёра спектакля, тот одарил его таким же взглядом, улыбнулся с легкой сумасшедшинкой и кивнул:

— Пусть оркестр играет!

Первые такты прозвучали в пустоте, затем вступили основные инструменты, и режиссер махнул рукой, подавая знак девушке. Кристина затравленно оглянулась, встретила суровый взгляд подруги, открыла рот — и снова закрыла.

— Нет, я не могу! — замотала она головой.

Эрик, невидимый для всех, крикнул с колосников:

— Кристина! Пой, мой ангел!

Все замерли, застыли, все, кроме Кристины. Она освободилась из рук Мег, выступила вперед — и запела. Её голосу не хватало опыта и совершенства исполнения Карлотты, наследницы мастеров бельканто, но ангельски чистое, прозрачное звучание заворожило, увлекло, и сам мир будто растворился в хрустальном голосе Кристины…

И ей аплодировали на сцене, в оркестровой яме и в зале, все, от режиссёра и до последнего работника, и это казалось бесконечным. Пока, наконец, наваждение не развеял громогласный приказ режиссёра: