Затем его представили главному хореографу Опера Популер — высокой сухой блондинке с такой прямой спиной, что хоть сейчас рисуй на рекламу корсетов. Через пять минут Эрик покинул кабинет, зажав под мышкой толстую папку и несколько свернутых рулонами чертежей, и ещё успел расслышать слова одного из директоров: «Подумать только, Венская консерватория! Мадам Жири, вы присмотрите за своими девицами, чтобы не слишком выражались».

На новой должности ему был даже положен личный кабинет размером с конуру для собаки не слишком крупной породы, в который, однако, некий мастер-иллюзионист умудрился засунуть ещё и стол, и табурет, и нечто вроде комода. Протиснувшись между ними, Эрик с опаской потрогал эту, с позволения сказать, мебель, ожидая, что она в любой момент развалится на множество мелких щепок, но обстановка, заставшая ещё те времена, когда величественное здание театра существовало только в виде фундамента и воображении архитектора, устояла. И новый обитатель кабинета решил идти ва-банк: подтянул табурет и осторожно на него уселся. Табурет задумчиво скрипнул, оценивая возложенную на него миссию, но всё обошлось.

Одним движением Эрик сгрёб и скинул на пол все посторонние предметы, расстелил на столе чертежи и углубился в их изучение.

Театр, тем временем, жил своей жизнью, кстати, довольно шумной. Где-то стучали молотками, где-то топали ногами; доносились звуки музыки, распевались женские и мужские голоса… непонятный «звяк-звяк» Эрик тоже сначала отнес на счёт шумов театра, сообразив только минуту спустя, что задел ногой что-то под столом, и это что-то теперь катается и звякает. Отметив на чертеже нужный фрагмент, Эрик наклонился и заглянул под стол. У противоположной стенки выстроилась целая батарея запылившихся пустых бутылок.

Остатки бурной деятельности предшественника сами по себе, конечно, ему не мешали. Но раздражали — факт. Незамедлительно пришло решение все их выбросить (заодно и ногам станет под столом свободнее, бывший здешний обитатель ростом, похоже, заметно уступал Эрику). Чертежи он снова свернул и поставил в угол, затем отодвинул стол — не ползать же под ним на четвереньках! — и под его ногой гулко зазвучала пустота. Уж не тайник ли здесь обустроили прежние хозяева? К тайникам Эрик с самого детства питал особый интерес.

Кое-как расчистив пол, он осмотрел четкий квадрат люка. С одной стороны имелось кольцо — это немного разочаровывало. Под люком оказался тёмный лаз, в который вела деревянная стремянка. Любопытство было разбужено. Эрик решительно полез вниз.

Спуск оказался долгим и нервным: Эрик неплохо видел в темноте и различал края крутых ступенек, чтобы не промазать при очередном шаге, но вот крепость их на глаз никак определить не мог, а противный скрип старого дерева под подошвами уверенности не добавлял. И кой чёрт его туда понёс? — вопрос по пути был задан самому себе раз пятнадцать. Так что, добравшись до конца и не проломив ничего ни себе, ни лестнице, он вздохнул с облегчением. О возвращении думать пока не хотелось: даже один взгляд на стремянку вызывал отвращение.

Но дальше толкнувший на это внезапное путешествие чёрт смилостивился над жертвой: внизу оказалось достаточно просторно, под ногами – ровный каменный пол, на стенах через равные промежутки чередовались факелы. Сейчас они не горели, но разжечь один труда не составило, и Эрик, осветив себе дорогу, заметно повеселел.

Следующий приятный сюрприз ожидал на перекрестке: большой, прямоугольный, испещрённый тёмными линиями и геометрическими фигурами план коридоров Опера Популер, основных, боковых, явных и скрытых. Вероятнее всего, подумал Эрик, эту во всех отношениях полезную штуку оставили здесь ещё во времена постройки театра, чтобы строители не пропали раньше времени. То есть, до выплаты жалованья, но после окончания работ.

Сняв план со стены, Эрик решил, что изучит его подробнее на досуге, но уже через несколько минут решение пришлось менять: он прошёл совсем немного, прежде чем коридор, куда он свернул до этого, закончился обрывом — точнее, выходом прямо к руслу целой подземной реки, надежно упакованной в каменный саркофаг. В подвале должно быть озеро, вспомнил Эрик прочитанное о здании театра, и эта река, вероятно, к нему и приведёт.

Присев на корточки, он брезгливо изучил воду и пожалел, что не захватил с собой какую-нибудь палку — проверить глубину. Хотя, даже если там всего по колено, идти вброд совершенно не хотелось. Лодку бы сюда… Эрик двинулся по маршруту, обозначенному на плане, — обратно к перекрестку и налево, к лестнице наверх. Несмотря на крутизну ступенек, она выглядела в тысячу раз привлекательнее деревянной стремянки, по которой он спускался из кабинета.

Голос он услышал на полпути наверх — чистое воздушное сопрано, — и замер, прислушиваясь. Зря: внимательное и чуткое ухо сразу же отметило ошибки в технике певицы, а пара нот заставила поморщиться и осуждающе покачать головой. И всё же…было в этом голосе что-то завораживающее, даже ангельское. Эрик решительно ускорил шаг. Почему-то ему ужасно захотелось взглянуть на певицу.

Молоденькая темноволосая девушка стояла в маленькой часовенке и старательно выводила строчки старинной французской баллады, Эрик видел её через небольшой просвет, оставаясь невидимым за разделяющей их стенкой. Вот, опять — сбилась!

— Нет, не так, — не выдержал он.

Девушка замерла и испуганно огляделась — Эрик молниеносно отпрянул в сторону, хотя увидеть его она никак не смогла бы, но инстинкт оказался быстрее.

— Мне чудятся голоса, — вздохнула певица. — Мег была права, мы скоро сойдем с ума от голода.

Сейчас бы тихо попятиться назад и исчезнуть так же, как пришел… Вместо этого Эрик остался на месте, рассматривая тонкую, почти прозрачную фигурку, угадывающуюся под накидкой, затем его взгляд спустился ниже — на яркие шаровары и пуанты. Балерина, понял он. Хотя могла бы быть певицей. Возможно, даже примадонной. Лет через пять-шесть регулярных занятий…