– А вообще, я так понимаю, мы двигаемся в сторону линии фронта под видом немцев?

– М-м-м... А может, заявиться в штаб интендантской службы под видом майора Вилли Фогеля.

– Ефим Николаевич, к чему ненужный риск? Я на правах старшего по званию и ответственного за вашу доставку в Москву запрещаю заминаться самодеятельностью. И так уже много чего натворили.

– Много, говорите? А кто нас затащил всех на хутор, заставив поверить в благие намерения этого Опанаса? А кто смотрел на интенданта так, будто готов вцепиться зубами в его глотку, после чего он потребовал аусвайс? Вы же кадровый разведчик, а ведёте себя, прошу прощения, словно дилетант-первогодок. И после этого вы ещё меня обвиняете в самодеятельности!

На лице майора заходили желваки. Ясно, трудно вот так принять о себе всю правду-матку, но он - я видел это по его глазам - понимал, что в корне-то я прав. А потому проглотил мои обвинения и довольно сдержанно заметил:

– Однако всё вами сказанное не отменяет того, что моё и ваше задание остаётся прежним.

– Ладно, Василий Карпович, чёрт с вами, гоним к фронту. Но в первой же деревне ищем тёплую воду.

Первая попавшаяся деревенька называлась Татаринцы. Но жили в ней не татары, а преимущественно всё те же украинцы. При нашем появлении народ либо старался исчезнуть, либо уважительно кланялся. Мы выбрали хату поприличнее в центре деревушки, с приличным палисадником и звуками домашней скотины на заднем дворе.

– Ласкаво просимо, панове!

Непрерывно кланяясь, открывший нам дверь немолодой мужик сделал приглашающий жест.

– Чим можу вам служити? Чим зобов'язаний тако радост?

– Ви давать нам горячий вода, ми есть бриться.

И я показал жестом, как-будто бреюсь. Через двадцать минут передо мной стоял тазик, в котором парилась вода. Я зачерпнул из него в металлический стаканчик, где навёл пену, вставил свежее лезвие и с наслаждением принялся соскребать двухдневную щетину. Когда физиономия приобрела гладкость, ополоснул лицо тёплой водой из тазика, и позвал Медынцева:

– Dietrich, komm, du bist dran.

Ну а что ж, не на русском же его звать, раз уж мы изображаем немцев. Пока мой 'денщик' приводил себя в порядок, я поинтересовался у хозяина дома:

– Куры, яйки, млеко?

– А як же, панове! Хоч голодний час, але для панв нмцв завжди знайдеться.

Гримасу крестьянина, понятно, трудно было назвать радостной, когда спустя полчаса он собирал нам корзинку, в которую улеглись жареная курица, десяток варёных яиц, половина каравая хлеба, перья зелёного лука, пара больших помидорин, бутыль утреннего молока и спичечный коробок с солью. Но в его ситуации выбирать не приходилось. Надеюсь, мышьяка он нам туда не подсыпал.

– Говорить мне, почему не в Красный армия?
– решил я напоследок докопаться до несчастного сельчанина, ткнув его в грудь указательным пальцем.

– Так я ж... це... плоскостопсть у мене, панове нмц. Та й не люблю я бльшовикв. Я за вас, за нмцв.

Бедолага аж побелел весь, того и гляди в обморок грохнется.

– Это карашо, немец есть гут!
– покровительственно похлопал я его по щеке и обернулся к майору.
– Dietrich, gehen wir.

Покидая деревню, я буквально чувствовал устремлённые нам в спину взгляды, молясь, чтобы не раздался выстрел. Кто их знает, местных, рады они немцам или ненавидят их. Не все же как Опанас, привечают фашистов.

– Ловко вы с ним, как настоящий немец, - наконец нарушил молчание Медынцев.
– Я бы так не смог.

– Мастерство не пропьёшь, - неопределённо хмыкнул я.

Через десяток километров майор остановил машину, чтобы залить в бак бензин из канистры. Заодно устроили и перекус, уговорив на двоих по паре яиц, полкурицы, несколько перьев лука, по куску хлеба и бутыль молока. С молоком решили разобраться сразу, чтобы не прокисло.

– А что, нормальный вариант, будем заезжать в деревни, требовать еду и ночлег, - впервые за долгое время улыбнулся Медынцев.
– Так до линии фронта и дотянем.

– Не стыдно отнимать еду у населения?
– поддел я его.

– Ну, тут такое население... Сами видели, как перед немцами стелятся.

– А тогда на хуторе были другого мнения.

– Да хватит уже, Ефим Николаевич. Кто старое помянет...

– ... тому глаз вон, - закончил я за него, тоже улыбнувшись.
– Ладно, трогаемся.

Переночевать мы решили в небольшом городке Изяслав, куда въехали ближе к вечеру, напоминая сами себе участников автопробега во главе с 'Антилопой-Гну'. И уже на въезде мы встретили вытянувшего руку в нацистском приветствии полицая. Мда, а им, оказывается, даже форму специальную выдают, а не просто белая повязка на рукаве. Ремни с орластыми пряжками, тот же орёл на маленькой кокарде, пилотка, погончики... Устроив небольшой допрос с коверканием русских слов, выяснили, что мордатый тип является представителем украинской вспомогательной полиции, а в населённом пункте имеется полицейская управа.

– Управа в центр, прямо цю вулицею дьте, як раз до не видете, - махнул рукой полицай.

Почему бы и нет? Пусть местные немецкие прихвостни решают, как лучше разместить и накормить незваных гостей. Пока парковались возле управы, мне Медынцев на немецком ввиду присутствия поблизости посторонних сказал, что хорошо бы напоследок эту управу разнести парой гранат. На что я ему так же на языке Гёте заметил, мол, гранат у нас нет, но мысль мне понравилась, надо её обдумать.

Майор остался при машине, я же собрался было твёрдой поступью проследовать в кабинет местного начальника, но тот сам выкатился наружу и тоже вскинул руку с вытянутой ладонью.