– Что, мама, что? Ты можешь объяснить, что с тобой? – девушка испуганно обнимала её и пыталась заглянуть в глаза.

– Ты рассчиталась за дом? И что? Что нас ждёт впереди? Только непроглядная нищета!

Маришка глубоко вздохнула и вернулась к плите.

– Молчишь? Почему ты постоянно молчишь?!

– Я не знаю, что ты хочешь услышать, мама, – зло сказала дочь. – И не понимаю, что ты называешь нищетой?! У нас есть дом, после смерти отца тебе положена пенсия…

– Гроши! – истерично перебила мать.

– Гроши?! – дочь подскочила к столу и упёрлась в него кулаками. – Да ты хоть знаешь, как люди живут? Работают с утра до ночи за корку хлеба…

– Какое мне дело до людей, – снова перебила её Цветана, смахивая крупные слёзы с длинных роскошных ресниц. – Мы могли бы жить совсем иначе, не откажись ты тогда от наследства…

– Мы договорились не вспоминать об этом, – резко бросила Маришка. – Какое наследство, мама? После дня замужества? Я в пятнадцать лет стала вдовой, мама. А у него три дочери осталось, которым не было завещано ни гроша, как бы они жили?!

– Выжили бы, никто их из дома не выгонял!

– Да какое я имела право на их имущество?! Мне никогда не было так стыдно!!!

Маришка резко повернулась на каблуках, взметнув ворохом юбок, и сердито направилась к выходу.

Послышался звон входного колокольчика.

– Кто это там ещё? – раздражённо спросила Цветана.

Девушка выглянула в окно, убирая со лба непослушные кудряшки.

– Это пани Добрава.

– Что это её принесло?

– Пойду узнаю, – Маришка пожала плечами и вышла.

Через несколько минут она вернулась в сопровождении пышнотелой дамы с маленькими выразительными глазками.

– Садитесь, пани Добрава, мы как раз собирались пить чай.

Одобрительно кивнув юной хозяйке, женщина расположилась на стуле.

Маришка скользнула взглядом по столу и увидела, что шоколад отсутствует. Вздохнув, она достала из буфета абрикосовое варенье и печенье, которое захватила с собой из школьной столовой.

– Какая у вас заварка душистая, – сказала гостья, косясь в сторону Цветаны. – Ну, я не буду ходить вокруг да около… Да, – она отодвинула чашку.

Мать и дочь удивлённо переглянулись.

– Так, о чём это я? – спросила пани Добрава.

– Вы сказали, что не будете ходить вокруг да около, – кашлянув, напомнила Маришка.

– Так вот. У тебя, Цветана, товар, у меня – купец.

Девушка поперхнулась и встревоженно посмотрела на мать, та ответила недоумённым взглядом.

– В общем, пан Романович готов взять Маришку в жены.

– Что? – спросила Цветана с брезгливостью. Так, словно таракана в сахарнице увидела.

Маришка просто смотрела на гостью не в силах вымолвить ни слова.

– А кто это Романовичу сказал, что Маришка за него пойдёт? Кто он такой вообще?

В кухне опять воцарилось минутное молчание.

– Ну, знаешь, – возмущённо произнесла Добрава. – Мне, кажется, не в вашем положении женихами-то разбрасываться…

– В каком ещё положении! – Цветана взвилась со стула и нависла над приятельницей.

– А то ты не знаешь, в каком, – Добрава нервно отхлебнула из чашки. – Невеста – вдова, причём муж её погиб почти в день свадьбы. Да и свежести не первой… Поторопиться бы надо, пока на неё вообще внимание обращают…

Закончить сваха не успела. Цветана подскочила к ней и вцепилась в чепец. Добрава завизжала не своим голосом и опрокинула столик.

– Мама, прекрати! – закричала Маришка и схватила Цветану за талию, оттаскивая от потерпевшей.

Та упиралась и болтала ногами в воздухе, пытаясь вырваться.

– Ой-ой, чуть не убили, люди добрые! – вопила Добрава. – Да кто же теперь на твоей дочери вообще женится?

Цветана извернулась, вырвалась из объятий дочери и снова попыталась подскочить к гостье. Маришка едва успела схватить её за руки.

– На ней сам пан Ольховский – судья женится, чтобы ты знала, клуша.

Дородная дама сначала широко открыла рот, собираясь что-то сказать, потом, поняв, что с ней не шутят, замолчала, поправила то, что осталось от чепца, и направилась к выходу.

– Иди-иди и постарайся не сдохнуть от зависти! Тоже мне, пришла сватать мою дочь за какого-то пьяницу! Совсем стыд потеряла!!!

Входная дверь громко закрылась за Добравой. Маришка осталась стоять посреди кухни, пытаясь прийти в себя, а Цветана возмущённо пыхтела.