Неожиданно парадные двери здания распахнулись, и в проёме показался пан Ольховский в сопровождении двух оглушительно хохочущих женщин.

Миг, и судья встретился глазами с Маришкой, которая даже и не подумала отвести взор. Она стояла, опустив руки, и пристально смотрела на мужчину, пожелавшего жениться на ней. На лице пана Ольховского промелькнуло смущение, тут же сменившееся досадой. Он холодно отстранился от дам, висевших на его руках, и двинулся к невесте.

– Простите пани, – обратилась девушка к даме с трубкой.

– Слушаю вас, – женщина едва не поперхнулась табачным дымом, явно не ожидая такой вежливости.

– Что это за здание?

– Это дом терпимости, дитятко, – расхохоталась особа. – Вряд ли вы знаете, что это такое.

– Ну, почему же, – прищурилась Маришка. – Не на облаке живу, представление имею. Благодарю.

Она направилась прочь, не желая разговаривать с паном Ольховским. Однако тот явно хотел побеседовать с ней, поэтому встреча состоялась на тропинке возле кустов.

– Пани Яровски, – мужчина преградил ей дорогу. – Я рад вас видеть, хотя очень удивлён вашим пребыванием в этом месте.., – он оглянулся.

– Добрый день, пан Ольховский, – отчеканила Маришка. – Насколько я знаю, здесь прогуливаться не запрещено.

– Да, конечно, но… добропорядочной девушке крайне нежелательно…

– Добропорядочной? – спросила Маришка. – В таком случае что же здесь делаете вы?

Пан Ольховский опустил взгляд, но потом поднял его и приблизился к своей невесте вплотную.

– Я мужчина, Маришка. Это разные вещи… А моей будущей жене здесь не место. Позвольте, я провожу вас, – он протянул руку, которую девушка проигнорировала.

– Благодарю вас, пан Ольховский, я хочу подольше подышать свежим воздухом, поэтому домой доберусь сама.

Судья сердито сжал губы и крепко схватил её за руку. От неприятного прикосновения Маришка вздрогнула.

– Отпустите.

– Проводить невесту – мой долг.

В мозгу у девушки вдруг что-то взорвалось. Она с силой дёрнулась и освободила запястье.

– Вы так уверенно произносите слово «невеста», пан Ольховский. А между тем, я своего согласия не давала.

– Что? – удивлённо-недоверчиво улыбнулся судья. – А у вас есть какие-то возражения?

Маришка отпрянула и изумлённо посмотрела на него. Он даже не сомневался в том, что всё решает только он. Возмущение и негодование полностью завладели ею. Учительница гневно засверкала глазами и презрительно улыбнулась.

– Сомнения были, но теперь они развеяны.

– Вот и прекрасно, – Ольховский примирительно склонил голову. – Идём, я посажу вас в экипаж.

– Я никогда не стану вашей женой, – отчеканила девушка. – И прошу больше не появляться в нашем доме.

Сказав это, она круто развернулась на каблуках и оставила пана Ольховского, застывшего с открытым ртом. По-прежнему сидевшая на скамейке дама довольно приподняла бровь и глубоко затянулась дымом.

Домой Маришка вернулась очень быстро, словно пролетев на крыльях всё расстояние.

В прихожей её встретила мать, недоумённо оглядывая.

– Как прогулка?

– Удалась, – буркнула Маришка.

Цветана удовлетворённо кивнула и направилась, было, к себе в спальню, однако была остановлена дочерью.

– Мама, мне нужно сказать тебе кое-что.

– Потом, я так устала, Мариш. Завтра поговорим.

– Я не выйду замуж за Ольховского!

Эти слова просто обездвижили Цветану. Секунды медленно поползли. Собираясь с силами, Маришка прислонилась к стене и скрестила руки на груди.

– Что ты сказала? – спросила женщина, разворачиваясь.

– Что слышала.

Цветана подбежала к дочери и встряхнула её за плечи.

– Что ты несёшь, хорошо, что пан Ольховский этого не слышит.

– Он всё слышал! Я сказала ему об этом возле дома терпимости, откуда он выходил с двумя.., – Маришка осеклась. Воспитание не позволяло ей произнести нехорошее слово.

– Зачем ты ходила туда? Зачем? – шипела мать.

– Захотелось! – крикнула Маришка.

– Так, – Цветана отошла от дочери и попыталась взять себя в руки. – Завтра ты пойдёшь… Нет, мы пойдём к нему на работу и ты извинишься…

Она запыхтела и пошла на кухню с намерением глотнуть холодной водички.

– Этого не будет никогда! – громко произнесла Маришка вдогонку.

– Вот не была бы ты мне дочерью, убила бы дуру! – снова прошипела Цветана. – Уйди с моих глаз! И подумай над тем, что сделала.

Маришка ушла, хлопнув дверью. От гнева и возмущения её трясло. Весь оставшийся вечер она проходила по комнате взад-вперед, пытаясь найти выход из положения, а ночью ворочалась, не смыкая глаз.

Как только стало светать, Маришка оделась и тихонько улизнула из дома.