Какие ж они старики? Во как чешут, не угонишься. Сейчас разберемся, дайте только догнать. Иван дул во всю прыть, а расстояние все не сокращалось. Но Безуглоффу повезло на неравнодушных людей. Его настигла карета. Ну как, карета, – каретка, в общем-то. В нее был впряжен ослик.

А на козлах сидел величавый форейтор.

– Садитесь, господин, мигом догоним! Как говорится, эх, прокачу!

– Давай, дорогой! Гони! За все плачу! – прокричал Безуглофф, и только после этого выкрика вспомнил, что платить-то ему нечем. Однако желание отомстить за Розгира затмило ему сознание. – Догони этого агностика!

Безуглофф и сам не понимал, почему он назвал бодибилдера агностиком. Может, потому, что тот в Бога верил, а во Христа и в Духа нет? А может, сейчас он не смог подобрать обычного матерного слова, и самым бранным оказалось именно определение философа.

Ослик высекал искры из мостовой Кронверкского проспекта. Форейтор нещадно лупил животное по бокам. Неожиданно ишачок норовисто обернулся и сделал громкое замечание:

– Гаврик, не усердствуй, не перегибай палку, то есть, бич. Иа!

Реплика осла удивила сценариста, но еще больше удивляла высокая скорость, с какой бежало животное, а настичь злодеев и отомстить все не удавалось, а ведь этого так жаждал Иван. Бодибилдер же со своей пассией все шел и шел себе прогулочным шагом по набережной Невы к стрелке Васильевского острова. Это взбесило Безуглоффа.

– Да что же ты плетешься? Пешего догнать не можешь? Дай-ка я!

Безуглофф лихо вылез из кареты, и, словно каскадер, цепляясь за края крыши, перебрался на козлы:

– А ну!

Он выхваченным из рук форейтора бичом так окрестил осла, что тот, рванув, чуть не опрокинул повозку. Под дикий ослиный рев водитель ишака с козел слетел, и как какая-нибудь кукла, шлепнулся на асфальт. А тут и «Мерседес» подлетел. А в нем сановник ехал, знатный человек из Смольного. Переехав упавшего, иномарка зацепила повозку. Карета тех еще времен столкнулась с современной. «Мерседес» – в хламину. Повозка восстановлению подлежит.

Из искореженной иномарки выбрался сначала бритый водитель, который бросился извлекать из салона тучного хозяина. Оба в гневе.

– Охренели? Ездить тут на ишаках! Тут, где Я езжу! – крикнул очень важный человек.

И часть слюны из его рта долетела аж до животного.

– Ой, ну и губослеп, – прошепелявил почему-то ослик, характеризуя говорящего. – Не изрыгай слюну, делай культурно, вот так: «Иа»!

Кто бы подумал, что ослиноподобное существо так могло сказать? Не сказка же! Последовавшую ярость пассажира иномарки нам не описать. Скажем только, что с его плохим выговором и ослиным выражением лица лучше бы жить без слюны. Он все забрызгал.

– Кто сказал «губошлеп»?!

Важная фигура, а это был один из вице-губернаторов по фамилии Перекрестин, и помыслить не могла, что это слово сказало животное. Но его внимание отвлекла экстравагантная парочка, подбежавшая вплотную к нему. Молодые люди в снежно-белых одеждах стали наперебой предлагать себя в свидетели. Причем, девушка говорила басовито, а ее приятель повизгивал:

– Мы все видели. Вон тот дядечка, – они указали на Безуглоффа, – управляя гужевым транспортом, не справился с управлением и его осел въехал в вашего «мерина». При этом пассажир повозки упал под колеса пострадавшего автотранспортного средства и был переехан оным всеми четырьмя колесами. А мы, свидетели, слышали, как этот террорист, управлявший вьючным животным, кричал, что всех взорвет на своем пути.

Важный господин, как бы ни был поражен происшествием, все-таки подивился:

– А вы почему, это, так сказать, в таком виде?

И, правда, несовременный вид у этих людей. Посмотришь и скажешь: «Это классика». Амур и Психея. Аполлон и Афродита. Красивые и молодые, в античных одеяниях на фоне Эрмитажа. Ожившие статуи, только говорящие почему-то на языке дорожной полиции.

– Осел не смотрел на знаки, мы подтвердим это, как на духу.

– А мы такие потому, что идем с киносъемок, переодеться не успели.

Родион Михайлович Перекрестин загляделся на девушку и его губы стали еще более пухлыми, до отвращения.

– Вы актриса? – спросил он. – Под гримом я вас не узнаю.

– Я еще так молода, откуда вам меня знать, – крайнее смущение на ее лице. – Всего-то лет семьсот, или около того.

– А вы с юмором, – расплылся в улыбке Перекрестин.

– Ой, а как же пассажир? Ведь он погиб! Вы переехали его! Скандал! – запричитала актриса, сделав из своего лица точь-в-точь античную маску трагедии.

И бритый водитель, и Родион Михайлович напряглись. Это они летели на мерседесе по проспекту, и не заметили повозку. А до этого правительство не позаботилось о законе проезда карет по городу. И кто теперь виноват? Перекрестин, оторвавшись от притяженья глаз актрисы, поспешил посмотреть на перееханного автомашиной. Полиция и Скорая уже были тут.

– А главное – он призывал догнать какого-то человека… Вот, вспомнил, какого-то Агностика, – шептал лежавший на проезжей части рослый мужчина с благообразным выражением лица. Он будто умирал. – Гони, кричал, за Агностиком.