– Вай, Лиза, выпейте это, сразу взлетите духом на вершину Мтацминды, – раздался глас с высоты.

Лиза мгновенно проснулась. Если Гела здесь, то где ее муж? Их одновременное пребывание в спальне исключалось. Кто-то из них должен быть уверен в отсутствии другого. Это кто? Благообразный симпатичный культурист сидел на стуле и протягивал Лизе бокал с напитком. Большой, прозрачнейший, с повешенным на ободок, и обреченный высосанным быть, тривиальным ломтиком лимона.

– Выпейте, Елизавета Семеновна, это вкусно. У вас это называется амброзией.

До чего же добрая улыбка у этого парня! Где она видела такую? Прямо перед ее носом висел бокал. Какой-то самостоятельный бокал. Вроде, никто его и не поддерживал в воздухе. Грамм сто пятьдесят.

– Мне же еще на работу, в Комитет, – думала Лиза, глотая холодную, но в то же время обжигающую жидкость.

И спросила, допив:

– Это что?

– Амброзия. Водовка такая. Теперь ведь всякую выпускают. Если не понравилось, я за другой сбегаю.

– Да нет, нормально.

– Ах, да, про закусить! Возьмите, вот.

Явилось блюдо, на котором горкою лежали будто бы комки бумаги. И от бумаги этой запах шел ну просто слюновыделительный. Схватила Лиза маленький комок и запросто отправила в свой ротик. Комок растаял там, блаженством разлился по всем кишочкам дамы.

– Как хорошо! – удивилась она. – А это что?

– Обычная еда. У вас ее зовут манна небесная. Хотя, на иврите – мана. А по-русски – халява. Собирают ману ранним утром, так как она тает под лучами солнца. Поедая ману, юноши чувствуют вкус хлеба, старики – вкус меда, дети – вкус масла.

– А девушки? – спросила совсем уже прозревшая Лиза и премило улыбнулась.

Сыта, пьяна, и рядом эдакий мужчинка… Приятно жить… Но, только, кто он? Не скоро справившись с собой, она спросила:

– Кто вы, и как вы оказались в нашей спальне?

– Да как же, Лизанька Семеновна, вот ваша записка с адресом и планом дома, как проникнуть в спальню, и во сколько.

Недолго разбиралась Лиза с предоставленным рисунком. Вроде бы, ее рукой начертано. Она, конечно, рисовала похотливым юношам план дома, как пройти к ней незамеченным. Но это было… Пришла вторая молодость? Ну, ничего себе!

«Хотя, ему могла изобразить», – подумала Елизавета, зыркнув на сидящего на табурете красавца. – «Рискнуть? А где же охломон? В народе – олигарх?».

Пошарила глазами Лиза по всей комнате – и мужа не нашла. Свесилась с кровати направо – нет его. Свесилась с кровати налево – вот он. На полу. На коврике, калачиком. Весьма обыденно.

– И по какому вы вопросу? – теперь уверенно спросила Лиза.

– Вчера на вечеринке по поводу решения о продаже Ленфильма мы договорились с Вами согласовать вопрос проведения культурно-исторического мероприятия в когда-то блистательном Санкт-Петербурге, испоганенном вашим мужем и ему подобными. Вы резонно ответили, что формально не имеете права давать такие разрешения, но так как имеете солидный вес в Комитете, мы можем заключить партнерские соглашения, так сказать, кулуарно. И наши договоры останутся между нами. Один договор – о концерт в городе, второй договор совсем пустяшный – о краткосрочной аренде пятого павильона Ленфильма. Сумма, указанная в договорах, была мною уплачена вчера же. Вот эта.

Лиза посмотрела на строчку, в которую указывал палец… нет, это был перст, изящный и указующий.

«Семьсот тысяч долларов» – написано.

– И Вы их уже получили. Вот, расходный ордер, подписанный Вами.

Лиза очумело смотрела на желтенький листочек, где ее подпись стояла под признанием в получении эдакой суммы.

– А деньги где?! – она с надеждой посмотрела на благодетеля.

– Лизанька Семеновна, вот же они, зачем же так беспокоиться.

Посетитель спальни раскрыл дверцу прикроватной тумбочки. Крутанская свесилась с кровати и чуть не упала. Банкноты в пачках горкой стояли в темном мебельном нутре.

– Что я должна сделать? – голосом голливудской героини, идущей на самопожертвование, спросила Лиза.

– Всего лишь расписаться под "Согласовано" и поставить печать вашего Комитета. И договор наш вступит в силу.

Лиза в таком состоянии подписала бы все, что угодно, хоть смертный приговор себе, только бы отстали.

– У меня нет печати, она в канцелярии.

– Тогда просто подпишите, печать мы сами поставим у вас в Комитете. И не беспокойтесь, договоры никто не увидит. Концерт проведем на высшем уровне, пятый павильон Ленфильма, в котором теперь цех мебельного реквизита, будет работать, как и прежде, услуги будут оказывать мои люди. А вы сможете провести недельку на юге, куда я вас срочно отправлю.

Лиза села в кровати, выхватила из рук мужчины документы и прочитала, между кем же заключаются договорные обязательства.

"От Комитета по культуре Крутанская Е. С. и ИП (индивидуальный предприниматель) Елагин Адонай Буддович».

– Это я, Елагин. Зовите меня просто Адонай.

– Чечен, что ли? – спросила Лиза только для того, чтобы за время его ответа хоть что-нибудь вспомнить.

– Не знаю, и чеченец, наверное, тоже. Во мне столько всякой крови намешано, что вовеки не разобраться. Все будет в порядке.