– Чужеземец, – ему отвечали во гневе, – не смей сокрушать с превеликим трудом сотворенное предками, освященное Шивой и Рамой. Не тому ты учился у нас. Уходи!

Когда он ушел, самый главный брахмин пожелал ему смерти:

– Он посмел перекладывать наши законы на всех. Нашу тайну, наше единство и братство придумал он распространить на всех окружающих в мире. Он хочет поставить вровень со мной какого-то грязного из долины, чтобы мог он сидеть рядом с нами и рассуждать. Наши заповеди и законы – только наши, и действуют только лишь в отношении нашей всесильной и правильной касты. Если он начнет проповедовать знания, выуженные у нас, он должен погибнуть.

Иегошуа два дня поднимался к вершине горы, туда, где надеялся отыскать Кималая, сына выходца из Иудеи, которого считали святым. Изредка видел сидящих недвижимо на скалах истощенных людей, погруженных в себя. Наконец, он нашел Кималая, присоседился, позу такую же принял и замолчал. Так оба сидели на дикой скале, устремив взгляд в себя, проверяя все клеточки тела и органы чувств, вспоминая все важное, изредка приоткрывая глаза и глядя на мир и его несравненное великолепие – он лежал перед ними. Копошилось там человечество черствое, злобное и кровавое. Раздробленное на враждующие народы и племена, на касты и ранги, на богатых и бедных, на рабов и хозяев. Люди ненавистью наполнялись друг к другу, потому, что не понимали, как жить, жить, чтобы не унижать, не убивать, а лишь помогать друг другу.

Иегошуа искал верования и божества, способные так повлиять на людей, чтобы мир воцарился, чтобы ни император небесный, ни царь вроде Хордоса, не вырезали противников, чтобы брахмины делились со всеми живущими, а не только с членами касты. Иегошуа не нашел, что хотел.

– Кималай, я домой ухожу, – сказал он на третий день сидящему рядом.

В это время разносчик от брахминов принес съестные припасы. Сидящие истуканами, изображающие из себя святых, избегающих человеческой пищи, но живущие пищей духовной, эти люди воспитывались брахминами с детства тому, что им так жить суждено – сидеть, не трудиться.

И брахмины кормили святых раз в три дня. И желудки их привыкали к такому питанию, и даже сами сидельцы ставили эксперименты, как дольше не есть. Соревновались. А брахмины за это получали большие подарки от населения, считавшего, что мудрость сидящих в горах святых охраняет народ.

Посланец брахминов, разносчик пищи святым истуканам из плоти и крови ушел.

– Кималай, ты скажи напоследок, где же истина? Почему всюду – ложь, допущения, а не истина?

– Истины нет, и не будет. Человек пусть живет человеком, а боги пусть себе живут богами. Они живут отдельно, а мы отдельно. Знаешь, даже если они есть, они не лезут в нашу жизнь. Ты видишь, пищу нам, служителям божеств, принес разносчик, будто боги послали. Внизу там брахмины распоряжаются всем и пищу нам присылают. Мы служим святыми брахминам, они нас подкармливают. И все. Из меня сделали святого, для меня брахминам приносят подаяния и жертвы, они со мною делятся. Коммерция. При чем же тут божества? Мне нравится быть независимым, не получать плетей, не сидеть в тюрьме. Счастье для каждого свое. Я счастлив.

Спускаясь с гор, Иегошуа размышлял:

– На родине моей ждут много лет Имашиаха, помазанника, избавителя от притеснения на свободу. Его не будет, настоящего. Теперь я это знаю. И как надо всем людям в мире жить, любя друг друга, я тоже знаю. А если я – Имашиах, я всесилен? Я смогу установить законы равенства для всех и утвердить любовь друг к другу?

И вернулся он в землю иудейскую, чтобы проповедовать. Трудным был его путь. В красной пустыне сознание потерял и очнулся на выжженной солнцем земле. Как мираж, ему вскоре привиделся горный источник Эн-Геди. Благодатный ключ воды, сверкающий водопад, дарующий жизнь окружению. Когда-то неподалеку, в этих красных горах, совершилось великое действие, показавшее миру, что есть милосердие и правда. Иегошуа вполз в ту пещеру, в которой когда-то скрывался легендарный Давид от преследующего его властвующего Саула.

…Царь Саул помышлял разделаться с претендентом на его трон, как казалось ему, Давидом, и по дороге от филистимлян остановился в Эн-Геди. Он Давида искал среди гор, вдоль соленого моря стоящих, и ему помогали мужи из земли всей Израильской в количестве многом. И в поисках этих однажды Саул заглянул в пещеру с овечьим загоном, где сумрачно было. Нужда человеческая там посадила царя, и там бы погиб он бесславно. Ибо в той же пещере таился Давид и люди его. «Убей! Соверши предначертанное! Господь говорил, что предаст тебе в руки врага твоего», – будто слышал Давид – так стучали сердца соплеменников.

Нет, это что за победа? Над самой беспомощностью. В сумраке тихо подполз к Саулу Давид, тихонько отрезал мечом краешек его золоченой одежды и спрятался снова.

– Искать! – приказал царь Саул, облегченный, вернувшийся к подданным. – Я уже чую его.

И неожиданно на уступе скалы, над самой дорогой, человек появился, всем обликом напоминавший того, кто причиной был поисков. Давид очень искренне провозгласил:

– Клянусь, царь Саул, что не помышлял на тебя. Вот, лоскут от красивого платья, которое носишь, мечом я отрезал его.

И Давид показал и меч и ткани кусок.

А Саул, обнаружив то, что в одежде и впрямь нет отрезка, и он есть в руке ненавистного парня, от этого разгорячился сначала, а после задумался. И впрямь, он остался живым потому, что его пощадили.

– Ты видишь, – Давид продолжал, – я мог бы покончить с тобой и разрешить моим людям расправиться с сопровождением. Но отец запретил мне вражду на тебя, и я никогда не стану держать в руке моей меч, направленный на Саула.

Давид скрылся из виду. Чтобы потом стать царем. Давидом царем…