«Да, с таким надо повнимательнее», решила про себя Ася, пытаясь выудить из памяти всё, что ещё она должна была помнить из двух коротких мейлов, в которых они договаривались о встрече. Профессор архитектуры из Кёльна, здесь по каким-то рабочим делам, что-то вроде встречи с издателем.

Тем временем решительный турист, едва дождавшись зеленого сигнала светофора, пересек улицу, прошагал к скверу перед собором и уселся на одну из скамеек под сиреневыми кустами. Ася осторожно присела рядом. Господин Клуге молчал, сосредоточенно сдвинув брови и глядя перед собой. На площади, там, за сиренью, гудели, пролетая мимо, машины. А здесь, прямо перед ними, пока родители отдыхали на соседней скамейке, с веселыми криками носились трое французских ребятишек, гоняя голубей. «Pigeon! Pigeon!»3 шумели они, размахивая руками, как крыльями. Ася улыбнулась: они как будто дразнили голубей «пижонами». Обернувшись к ней и поймав эту улыбку, немецкий профессор вдруг тоже одарил её совершенно неожиданной смущённой ухмылкой:

– So was!4 Простите, Ася. Я ведь могу называть вас просто Ася? Мне там, в отеле, было как-то не по себе. Это, должно быть, глупо. Попробую объяснить вам. Понимаете, как архитектор я много знаю об этом отеле, о самом здании. В Петербург я приезжаю как консультирующий специалист, как профессор. Занимаюсь в основном архитектурой девятнадцатого – начала двадцатого века. Но это сейчас даже не важно. Когда я прилетел вчера вечером, мне потребовалось кое-что уточнить в интернете перед завтрашней встречей. И совершенно случайно я наткнулся на один исторический факт, который вам, как гиду, конечно, известен. Кое-что из истории отеля. В 1925 году здесь при странных обстоятельствах погиб ваш известный поэт… как же его фамилия… Esenin…

– Есенин, Сергей Есенин, – поправила Ася, потому что в немецком произношении получилось «Езенин».

– А, да, значит, Essenin, – кивнул профессор и посмотрел на Асю, виновато сдвинув брови. – Я, к стыду своему, почти ничего не слышал о нём раньше. Знаете, у нас в немецком языке есть такое понятие Fachidiot.

Ася вежливо пожала плечами, давая понять, что не совсем понимает это слово.

– Это значит, что человек, много знающий в своей профессиональной сфере, совершенно ничего не смыслит в остальных областях и имеет низкий культурный уровень. Хороший профессионал, но в остальном – идиот. Так вот, мне никогда не хотелось превратиться в такого Fachidiot. Поэтому я стал читать то, что нашел в интернете об этом Essenin, его биографию. И вы знаете, это было такое страшное время в русской истории: революция, потом гражданская война… Вы понимаете?

Ася кивнула, растроганная его порывом. Она совершенно не ожидала от этого серьёзного господина вдруг такой впечатлительности, а он говорил, всё больше увлекаясь, нервно сжимая руки и качая головой:

– Я не мог заснуть, спустился вниз, выпить стаканчик. В баре был какой-то русский господин, и он – вы представляете? – он начал говорить со мной об этом поэте, читал наизусть его стихи. Правда, я почти ничего не понял. Этот господин совсем немного говорил по-английски и почти ничего по-немецки, надо сказать, он был уже пьян. Я не совсем понимал его. Но это были красивые стихи. Вы знаете, стихи можно оценить даже когда они звучат на другом языке.

«Ну, да. Это нормально, – подумала Ася, – нормальные русские каникулы: напиться с незнакомцем в баре дорогого отеля, читать о революции, а потом всю ночь слушать стихи Есенина».

– Если вы сейчас не очень хорошо себя чувствуете, мы можем перенести нашу прогулку, – вежливо сказала она, удивившись мельком, что сегодня примета с дорогим автомобилем не сработала. Но господин Клуге затряс головой:

– О нет, нет, я в порядке. Просто после того, что он мне наговорил, в этом отеле мне стало не по себе.

– Что же он сказал? – пришлось уточнить Асе, потому что профессор вдруг умолк, и сидел, понурившись, очевидно, погрузившись в воспоминания о вчерашнем вечере. Она уже не раз сталкивалась с обострённым чувством, пришедшим к немецкому народу после Второй Мировой войны – чувством вины за всевозможные творящиеся в мире несправедливости. Ну, и со свойственной соотечественникам привычкой обвинять инородцев во всех бедах – начиная с краха Российской империи и заканчивая отсутствием воды в кране. Значит, либо господин профессор переживает сейчас о коллизиях русской истории, либо пьяный собеседник успел после чтения стихов в чём-нибудь обвинить морально неподготовленного к этому туриста. Но когда профессор снова заговорил, речь, кажется, пошла уже совсем о другом.

– Скажите, Ася, вы верите в мистические, сверхъестественные явления?

Ася молча смотрела на собеседника, панически подбирая в голове подходящий ответ. У ног всё так же ворковали голуби, милые французские детишки ели мороженое на скамейке.

– Петербург многие считают мистическим городом, – сказала она, наконец, – За трехсотлетнюю историю здесь родилось много легенд.

– Да, конечно, – кивнул профессор. – Так вот, этот господин вчера, он говорил о том, что в отеле часто является призрак поэта. Он сказал «ghost of poet»5, так что, думаю, я правильно его понял. И вы знаете, этот человек был испуган, поверьте мне. Да, знаю, сейчас, здесь, когда светит солнце, эти голуби у наших ног, детишки на скамейке – эти слова не производят такого впечатления. Но вчера ночью – возможно, виной тому усталость после перелета, смена климата – тогда всё это произвело на меня большое впечатление. А вы, Ася, как вы относитесь к таким легендам?

– Герр Клуге, здание этого отеля в 1987 году было полностью разобрано и через три года отстроено заново. Вы можете считать, что это совершенно другой отель, совершенно новый, в котором не осталось никаких призраков, – сообщила Ася, возможно, слишком резко. В любом случае, нужно было дать ему понять, что на эту тему говорить она не будет. Но герр профессор только всплеснул руками и воскликнул, спугнув у них из-под ног нескольких голубей:

– Вот именно! Именно! Я прекрасно знаю, что отель был полностью реновирован. Дело в том, что наше бюро занимается такими проектами, и именно благодаря этому я приезжаю сюда, в Россию, в Петербург. Именно поэтому я и остановился здесь – мы тогда консультировали ваших архитекторов и до сих пор имеем здесь бронь на «свой» номер. Хотя тогда в 90-ые годы всё здесь было сделано с нарушениями, по-варварски… Mein Gott!6 Они просто взяли и снесли здание! Простите, Ася… я не должен, конечно, так говорить. Только, знаете, как архитектор, я часто задумываюсь о судьбах старинных домов, о том, как они переплетаются с жизнями людей…