Чем дальше Ася читала рукопись, тем меньше она понимала её смысл. Слова и грамматические формы были ей знакомы, но о чём тут шла речь, было совершенно не ясно. Сначала это было похоже на письмо, или завещание, но потом, видимо, начинался какой-то художественный вымысел.

«Помни: из всех стихий ни сила земли, ни сила воздуха, ни сила огня не помогут тебе.

На пути к истине ты встретишь прекрасную деву. В руках у неё будет свиток, язык символов, начертанных на нем, понятен ей.

Не случайно ты встретишь её на своём пути. Она вела твоего отца, твоего деда и прадеда. Она учила их создавать мир, построенный на законах разума и побеждать хаос.

Преклони колени у её ног и произнеси её имя.

Подобно тому, как твоё обучение письму и чтению начиналось с первой буквы алфавита, так и теперь ты начнёшь путь к истине с этой первой буквы.

На пути к сокровищам твоей души не бойся сокрушить все преграды.

Обретя дары, к которым так стремится твоя душа, храни их в тайне и используй во благо».

Переведя рукопись до конца, Ася осталась в недоумении, повела плечами, как будто холодным ветерком потянуло от непонятных слов. Действительно, странный текст. Что это: отрывок из какого-то произведения, написанного Фридрихом фон Клуге? Или что-то вроде притчи, аллегории? Послезавтра в Петропавловке нужно будет спросить у профессора.

Шумно протопав по коридору и хлопнув дверью, явился Петька. Домовой недовольно зарябил, втянулся в стену. Ася быстро проверила немудреное задание, но мальчишка даже не думал уходить к себе. Он старательно делал вид, что от Аси ему больше ничего не нужно. Взял книгу с полки, открыл, перелистал, снова закрыл. Прошелся по комнате, уселся на диван. Ася знала, что ему не терпится выпросить её телефон и поиграть: на его простенькой модели таких крутых игрушек не было, но пока делала вид, что не замечает его мытарства. Выждав немного, она, наконец, не выдержала, засмеялась:

– Ну что, опять будешь клянчить?

– А можно? Ну, пожалуйста!

– Ладно, бери, – она протянула ему телефон.

– А можно я с тобой посижу?

– Если тихо – то можно, – согласилась Ася. Правда, зная непоседливый Петькин характер, она с трудом могла предположить, что он не будет ей мешать. Но прогонять его пока не хотелось: с Петькой она вечно металась между желанием отделаться от его приставаний и ещё немного побыть с ним, поучаствовать в его детской жизни и выслушать малышовые рассуждения. За последний год он очень подрос, научился рассуждать обо всём с умным видом, и Асе было немножко жаль, что в нем всё меньше оставалось от того доверчивого, смешного малыша, каким он был совсем недавно.

Она убрала странную рукопись в ящик стола, решила, что, может быть, в книге профессора найдётся какое-нибудь объяснение тому, что она только что перевела. Текст уже пришел из издательства, она открыла присланный файл, прокрутила страницы до самого конца. Фотографий и рисунков в написанной профессором книге было, действительно, много: архитектурные планы и фотографии старинных особняков живописные портреты и более поздние снимки людей, живших сто лет тому назад. Через сепию времени смотрели в объектив дамы в неимоверных шляпках и романтично длинных платьях и их кавалеры в усах и погонах, удивительно спокойные и серьезные, со странно отчужденными лицами, словно знали, что будут смотреть с этих фото через вечность.

– Аська, а мы пойдём в субботу на День города? – вдруг спросил Петька.

– Посмотрим на твоё поведение, – строго ответила Ася, – В субботу я, вроде бы, свободна.

– Ура! – обрадовался Петька и снова уткнулся в телефон.

Она начала набирать текст перевода. Подпись к первой фотографии. Сухо, официально: Фридрих Карлович фон Клуге и годы жизни 1830 – 1907. Очки, бородка, беспокойный взгляд, устремлённый куда-то вдаль и вверх. Пожалуй, какие-то общие, семейные черты можно было рассмотреть в его облике и внешности правнука, Ральфа Клуге. На следующем фото Фридрих Карлович с женой. Стоит за её креслом, подавшись вперёд, как будто сдерживает какое-то прерванное движение. В кресле женщина в длинном строгом платье, прямая, сосредоточенная.

– А давай маму попросим, чтобы она разрешила собаку завести, – снова подал голос Петька.

– Нет, никаких собак.

Большое коллективное фото: группа архитекторов в Императорской Академии художеств. Несколько солидных мужчин, в усах и бородах, у некоторых какие-то медали на груди, стоят на ступенях лестницы на фоне античной статуи и пальмовых листьев. Порывистый прадед и здесь чуть отклонился вбок, словно устремившись куда-то за пределы фотоснимка. Это уже 1875 год, ему сорок пять. «Ну да, – подумала Ася, – фотографий юного Фридриха в книге быть не может, потому что ведь тогда ещё просто не существовало фотографии». В подписи были упомянуты все стовшие на лестнице, и Ася начала искать в словаре их титулы и звания – нужно было подобрать правильные русские соответствия.

Петька, оторвавшись от экранчика телефона, поделился:

– Нам сегодня на одном уроке Ольга Павловна рассказала, сколько весит земной шар. И вот я всё думаю, как они его взвесили? А? Ась? Ну как? Нет же таких весов? Даже если по кусочку взвешивать, то всё равно не получится.

– Просто высчитали, – отмахнулась Ася, – Слушай, я из-за тебя тут уже по третьему кругу ошибаюсь.

– А что ты делаешь? Что за фотки? Покажи! А почему этот в фуражке, а остальные в шляпах? А это что за военный, разве можно так по городу с саблей ходить? Смешные усы, когда вырасту – тоже буду ходить с бородой. О, смотри, этот на лошади сидит! А почему зимой?