Шрифт:
М.».
Она прочитала записку еще раз. Сегодня вечером премьерный показ спектакля в театре. Он собирается вести ее туда? А как же его мама? Она тоже пойдет? И что это за няню он нашел?
Голова кружилась от вопросов.
В кармане завибрировал телефон.
— Ты все-таки намерен снова затащить меня в театр, да?
— Я не могу отступить, когда чего-то очень хочу, — заявил Макс. — В ванной пакеты с туфлями, украшениями и новой косметикой. Я хочу, чтобы ты была великолепна и сидела в первом ряду… как раньше.
Глаза Рэйн наполнились слезами. Она с усилием сглотнула:
— Не могу поверить, что ты это сделал.
— Я уже давно это планировал, — признался он. — А теперь отдохни. Потому что я собираюсь устроить тебе незабываемый вечер.
После того как они попрощались, Рэйн собрала пакеты с обувью и украшениями и, словно на крыльях, полетела обратно в спальню еще раз взглянуть на платье. Голубой был ее любимым цветом. И она знала, что это не совпадение. За то время, что они провели врозь, Макс Форд не забыл ни одной мелочи.
Дрожа от нетерпения, Рэйн положила украшения на трюмо и начала осторожно открывать коробочки, обитые черным бархатом. Сияющие камни были прекрасны. Но сегодня она наденет совсем другое украшение.
Медальон.
— Лорэйн!
Рэйн поморщилась, но поднялась со своего места в первом ряду. К тому моменту уже стихли последние аплодисменты и люди начали собираться. В мире было только два человека, которые называли ее Лорэйн.
Натянув на лицо дежурную улыбку, она повернулась к родителям.
— Мама, папа, — она окинула взглядом идеальную прическу и элегантное жемчужное ожерелье матери, — не ожидала вас здесь встретить.
— Мы делаем все, чтобы собрать денег для искусства, — сообщил ее отец громким голосом, так чтобы слышали все вокруг.
Рэйн едва сдержалась. Он, безусловно, хотел сказать «мы делаем все, чтобы хорошо выглядеть на выборах мэра в этом году».
— Ты одна? — спросила мать, оглядываясь вокруг.
— Я пришла с Максом.
— Правда? — спросил отец. — Похоже, вы подружились? Маршалл говорил, что недавно видел его У тебя дома.
Рэйн была уверена, что, если бы вокруг не было людей, отец непременно добавил бы подробностей. Вряд ли Маршалл рассказал ему о Максе такими общими словами.
Она вздохнула:
— Что происходит в моей жизни — не ваше дело. Вы об этом позаботились, отказав мне в деньгах, когда решили, что я для вас обуза.
Глаза матери беспокойно забегали.
— Давай не будем говорить об этом здесь, Лорэйн.
— Не хочешь, чтобы кто-то копался в твоем грязном белье, мама? — Рэйн неприятно засмеялась. — Я уверена, что всем уже и так известно, что между нами пробежала черная кошка. Просто им все равно. Это было много лет назад, и, если ты все еще не можешь об этом забыть, может, в тебе говорит чувство вины?
Отец сделал шаг вперед и поднял ладонь вверх, призывая ее остановиться.
— Послушай, Лорэйн. Почему бы тебе в эти выходные не приехать к нам вместе с Эбби?
Рэйн склонила голову к плечу:
— Знаешь что? Пожалуй нет. Мне нравится моя жизнь. От вас мне не нужно ничего. А теперь извините, мне пора.
Она повернулась к ним спиной, но мать не сдержалась:
— Он не подходил тебе пятнадцать лет назад и не подходит по-прежнему. Он играет тобой, Лорэйн. Не позорь нас, бегая за Максом Фордом.
Ох, как много она могла сказать в ответ! Но Рэйн выбрала то, что должно было больше всего разозлить мать. Нежно улыбнувшись, она произнесла:
— Я не бегаю за Максом Фордом. Я просто с ним сплю.
Она уходила от них прочь и с удовольствием представляла выражение лица, с которым мать и отец смотрели ей вслед. Макс был у себя в гримерной.
— Полный аншлаг и бурные овации, — сообщила Рэйн. — Если посчитать крики «браво» и брошенные тебе под ноги розы, можно сказать, что премьера удалась.
Макс пересек небольшую комнату и сжал ее в объятиях.
— А ты в первом ряду — это лучший момент всего вечера.
Отстранившись, он заметил медальон на ее шее.
— Рэйн… Ты его сохранила?
— Он слишком много значил для меня. Даже когда ты уехал, я не смогла от него избавиться.
Макс взял медальон, открыл его и взглянул на фотографию внутри. Она была сделана в парке теплым солнечным днем, на ней он и Рэйн улыбались в камеру.
— Мы здесь такие молодые, — пробормотал он.