– Тогда я двоих рожу, - улыбнулся Фрэнки.

– Ты только смотри в оба и не рожай от кого попало, - посоветовал Гиллиан другу.

– Буду. Я теперь буду очень осторожен. И ты тоже... береги себя.

– Поберегу, иначе мой малыш так и не родится.

– Он снова тебе приснился?
– догадался Фрэнки.

– Да. И он по-прежнему говорит, что мой омега тоже по мне скучает. Просит идти дальше.

– Вот и иди. Я думаю, что он не просто так тебе снится... А как его зовут?

Гиллиан улыбнулся, вспомнив ощущение хрупкого детского тельца в своих объятиях и волшебный аромат.

– Салли.

– Хорошее имя. Красивое.

Вечером общага притихла, но в комнате стаи Гровера никто не спал. Гиллиан, уже с полностью собранной сумкой, сидел на своём лежаке и дописывал новое стихотворение. Суо наблюдал за ним с любопытством.

– Гилл... а о чём ты пишешь?

– О Риане. Я уже давно пытаюсь написать это стихотворение, но почему-то не клеилось...

– А ты прочтёшь его нам, когда закончишь?

Альфа хмыкнул, ставя запятую.

– А разве кому-то могут понравиться сопли в сахаре?

– А никто и не говорит, что ты плохо пишешь, - ощетинился Кермит, поняв, в чей огород камушек прилетел.
– Просто альфы так не пишут.

– Подумаешь! Я пишу так, как понимаю и чувствую.

– Отстань от него, - повысил голос Гровер.
– Действительно, Гилл, прочти. Вдруг это наш последний вечер в полном составе? Твои стихи про нашу драку были хорошими. Вдруг и эти окажутся такими же?

– Сейчас, только кое-что поправить надо...

Через полчаса Гиллиан отложил карандаш и сел прямо.

– Закончил.

– Ну, давай!
– Майло подсел поближе, приготовившись слушать.

Гиллиан откашлялся, обвёл всех долгим взглядом... и понял, что этот вечер и впрямь может оказаться последним. Жаль расставаться с этими ребятами. Пусть они и преступники, по которым давно нары скучают, но жить с ними было гораздо лучше, чем среди напыщенных зажравшихся снобов из высшего общества.

Скажи мне, ветер, где ты? Где ты?

Зачем покинул ты меня?

Когда постель была согрета

Дыханьем страстного огня,

Я словно умер и родился,

Вдыхая дивный запах твой...

А рано утром пробудился

В постели хладной и пустой.

Я был один в толпе безликой.

Я бросил всё из-за тебя!

Метался псом бездомным диким,

Томясь, страдая и любя.

"Прощай"... Нож острый это слово.

Меня убил ты им в тот день.

Но я восстал из праха снова,

Чтоб отыскать хотя бы тень

Того, кто жизнь мою разрушил,

Кто разметал мою тюрьму,

Кто стал костром средь зимней стужи,

Лучом, рассекшим ночи тьму.

Скажи мне, ветер, любишь? Любишь?

Ты жизнью стал моей теперь.

Спасёшь меня или погубишь,

Коль постучусь в твою я дверь?

В комнате стало очень тихо, и Ирокез отвернулся.

– Так... и было?
– чуть слышно прошептал Суо.

– Да, так и было.

– Сильно, - кивнул Гровер.
– Хотел бы я найти такого же... чтобы можно было так же, как и ты, изменить свою жизнь.

– Может, и встретишь. Ты ещё молодой.

Гровер только усмехнулся...

Вдруг снаружи донеслись чьи-то крики. Стая, не сговариваясь, метнулась к окну. Гиллиан вцепился в ремень своей сумки, не зная, что делать. Гонца от Барона по-прежнему не было...

Тут в дверь забарабанили. Джаспер метнулся к двери, принюхался. Гиллиан последовал его примеру и узнал запах водителя Лайна.

– Это Ванда из стаи Лайна!

Джаспер тут же распахнул дверь, и омеги с криком бросились к оседающему на пол телу. Ванда, одетый в обычную одежду, был в крови. Гиллиан тоже подскочил.

– Ванда! Ванда!

Омега медленно приподнял голову, и Гиллиан понял, что он смертельно ранен - на груди расплывалось кровавое пятно.

– Гилл... уходи...
– прохрипел Ванда.
– Они... здесь... окружают... Прости... что так долго... Дэлиан... на Большом Острове...

Гровер зарычал и начал распоряжаться:

– Кермит, вниз! Задержи, насколько сможешь! Радуга, ты с ним! Нэд, Квентин, встанете у запасного выхода! Джаспер, бери Гилла и Суо с Майло! Уходите через "крысиный" ход!