"Возьми себя в руки", - мысленно взмолился Генри. К дрожи Шеннон добавились всхлипы. Нельзя позволить ей скатиться в истерику. Не обращая внимания автомат, Генри подполз к Шеннон и попытался обнять ее связаннми руками. Ствол автомата двигался за ним, толкал в шею, в затылок.

– Все в порядке, - Генри погладил Шеннон по плечу.
– Нужно идти. Они всего лишь исполняют приказ. От них ничего не зависит. Они ничего не решают. Они должны выйти тогда, когда им приказали.

Поддерживая друг за друга, Генри и Шеннон встали на ноги. Однако, двигаться вперед, сцепившись, не могли. Генри снова держался за Шеннон. Она часто оборачивалась. Измученная и испуганная. Когда солнце послало в джунгли серый свет, Шеннон оступалась, тяжело дышала и сутулилась. Генри тоже быстро выбился из сил - смотрел на корни под ногами и спотыкался. Солнце залезло на деревья. Стало видно муравьев, ползающих по корням и одежде. По брюкам и понтовой двубортной рубашке Генри, которую он напялил на президентский прием. Целую вечность назад.

Солнце зависло в зените и сверлило лучами затылок, давило на плечи и спину. Хуже солнца были распухшие ноги.

Добравшись до лагеря один в один похожего на предыдущий, Генри и Шеннон завалились на голую землю и тут же заснули.

Генри открыл глаза в темноте. Шеннон сидела рядом и разглядывала его.

– Прости меня, - сказала она.
– Я не должна была привозить тебя сюда... Я никогда не прощу себе, если с тобой что-то случится...

– Ты ни в чем не виновата. Ты не могла знать. Ты хотела, как лучше. Ты всегда оберегала меня, - он и не думал, что когда-то скажет то, что она хочет услышать, скажет легко, не чувствуя никакого сопротивления.

В конце концов, какая разница кто и в чем виноват? Какая разница, что она подставила его? Плевать, что она несправедлива к нему и не замечает никого кроме себя. Прошлое не ранит, когда знаешь, что в любую минуту можешь умереть.

– Я плохая мать, я эгоистка, - всхлипнула Шеннон.

– Нет. Ты замечательная, добрая, заботливая. Я люблю тебя, - он и сам верил в то, что говорит.

Темноту вокруг разряжали три луча фонаря. Партизаны играли в карты, переговаривались, толкались, шутили.

– Генри, они увозят нас все дальше и дальше от города, от людей, - прошептала Шеннон.
– Поклянись мне...

– В чем?

– Ты слышал, что они говорили? Им нужна только я. За меня они рассчитывают получить выкуп. Ты...
– Шеннон вцепилась в его связанные руки.
– Ты должен бежать, Генри. Как можно скорей. Они избили тебя. Угрожали автоматом. Мне они ничего не сделают. Убить меня, все равно что пристрелить курицу, несущую золотые яйца. Но чем дольше ты находишься здесь, тем больше опасность. Ты должен бежать. Я долго думала вчера. Ночью нас закрывает москитная сетка, никто особенно не смотрит. Многие из них вечером напиваются. Ты доползешь до леса. Проберешься мимо охраны. И убежишь. Найдёшь реку, будешь двигаться вдоль нее. Ты молодой, сильный, выносливый, - она отпустила руки Генри и погладила его грудь.
– Ты мог бы идти целый день. Генри, пообещай мне...

– Нет, перестань, я не оставлю тебя, - он покачал головой и поцеловал ее в висок.
– Я никуда не уйду без тебя. Мы сбежим вместе. Нужно только набраться сил.

Шеннон смотрела на него снизу вверх. Ее восхищенный и полный надежды взгляд заразил Генри воодушевление.

– Конечно, - сказал он.
– Мы справимся.

Ночью было слишком холодно для сна. Генри и Шеннон жались друг к другу, чтобы согреться, заснули только на рассвете. Генри проснулся от ощущения, что за ним наблюдают.

– Что тебе снилось?
– спросила Шеннон, положив руку ему на грудь.

Генри огляделся - над землей висел туман, по автомату охранника ползла муха - и ответил первое что пришло в голову:

– Что я покупаю конфеты.

– Шоколадные или лакрицу?
– Шеннон засмеялась. В армейской форме на размер больше она выглядела обманчиво худой и хрупкой.

– Шоколадные. В одном из этих маленьких магазинчиков, в которых продают кофе.

На границах лагеря двое партизан ворочали мешки.

– Помнишь, когда тебе исполнилось семь лет, я испекла шоколадный торт?

Из мешка высыпалась картошка. Мальчишки с автоматами гоняли ее как мяч. Генри не помнил торт, но улыбнулся:

– Конечно, помню.

– Ты так быстро ел, что у тебя появились шоколадные усы и шоколадные ямочки на щеках, - Шеннон коснулась его подбородка.

– Ага, вымазаться я умею.