Шеннон вскочила на ноги и дернула его за собой. Он думал, все конченно, они совершили ошибку, попались и обречены, но все равно встал и побежал за матерью. Сначала позади неё, потом вырвался вперед.

Бежать с лентой было трудней, чем ползти. Генри взял Шеннон за руку. Врезался в дерево, устоял. Они больше не бежали - протискивались между деревьями, переступали через ветки, проползали под ними и путались в них.

Они выбрались на берег реки и сжались от всплеска воды как от выстрела.

– Нет, - прошептала Шеннон.

Генри так никогда и не понял, что она имела в виду. В следующую минуту он услышал крики и потянул Шеннон к реке. Она упиралась, или ему так только казалось? Он спешил. Хотел превратиться в птицу и улететь. На худой конец в рыбу и залечь на дно.

Падение в воду стало падением в пропасть. Темнота вокруг сопротивлялась, лезла в глаза, уши и горло. Единственным ориентиром оставалась лента на запястье. Она то натягивалась, то провисала. Шеннон плескалась рядом.

Генри хватал ртом воздух, тянул наверх голову, дергал ногами и глотал воду. Казалось, они барахтались на месте целую вечность.

Неожиданно лента потянула Генри вниз. Схватившись за неё второй рукой, он добрался до запястья матери. Прижал её к себе. Испугался, когда ее голова толкнула его в подбородок. Он убрал волосы с ее лица, разглядел закрытые веки и распахнутый рот.

– Мам!
– прошептал он. Она была тяжелой, безвольной, и тащила его на дно.

Удерживая голову Шеннон над водой, Генри глотал воду и вертелся на месте. Он не знал, где берег. Как далеко до него. Слышал голоса и тонул.

– Мам, мама.

Она наглоталась воды. Бледное лицо Шеннон в темноте напоминало грязный целлофан на поверхности лужи. Нужно вытащить ее на берег. Только бы не ошибиться в направлении и расстоянии. Свободной рукой Генри лупил по воде, другой удерживал над водой Шеннон. Берег выскользнул из небытия резко и неожиданно, врезался в поясницу.

Вскарабкавшись на крутой склон, Генри уложил Шеннон на спину. Дал ей пощечину, надавил на грудь.

– Мам, мама...

Он зажал ей нос и наклонился, когда его ударили в спину.

Генри снова ничего не видел. Барахтался на земле и снова лента на запястье была единственным ориентиром.

– Она наглоталась воды!
– закричал он.
– Нужно сделать ей искусственной дыхание!

Удар в солнечное сплетение заставил его заткнуться. Следующий удар пришелся в висок. Генри казалось, что он падает. Проваливается под землю, умирает, тонет. Вцепившись руками в ленту, она все еще соединяла его с матерью, он пополз к Шеннон. Это стало самым трудным, что он делал в жизни - двигаться, когда тебя топчут ногами. Но и одновременно самым важным. Он снова тонул и захлебывался, но сумел дотянуться до матери и уткнуться лицом в ее плечо, прежде чем потерял сознание.

***

Он очнулся в лагере. В ушах звенело. Веки не поднимались. Через щель Генри видел широкий лист дерева и плавающий вокруг солнечный свет.

– Если певичка умерла, пусть платят за ее сына, - сказал кто-то.

А возможно, Генри это только приснилось. Послышалось в бреду? Может, он слышал это вчера, до того, как вырубился? Он точно бредил - даже мысль о смерти матери воспринималась отсраненно, блекло, не вызвала эмоций. Так ведь бывает только в бреду? Бред как подушка безопасности. Спасительный кокон.

Листок в ореоле света. Снова темнота. Край брезентового навеса. Резиновые сапоги в грязи. Генри не мог пошевелиться. Не мог думать. Свист собственного дыхания оглушал и причинял боль.

Когда стемнело, боли стало больше. Теперь не просто звенело в голове, пульсировало все тело.

Шеннон не могла умереть. Не могла захлебнуться. Она хорошо плавала. Президент подарил ей виллу на берегу моря. При чем здесь это? При чем здесь проклятая вилла, Генри не понимал. Он расплакался от непонимания. Плакал и не мог остановиться, пока не потерял сознание.

На рассвете его разбудили ударом.

– Вставай, - заорал мальчишка в камуфляже. Автомат в его руках выглядел как игрушка и не вызывал страха, даже когда толкал Генри в ребра.

– Давай, пора вставать, тварь. Поднимайся! Гребанная черепаха. Или ждешь, что мамочка придет вытереть тебе сопли?

Генри приподнялся на руках и снова растянулся на досках.

– Шевели задницей. Двигай. Не заставляй всех тебя ждать, - теперь над ним приплясывали двое партизан. Один схватил за шиворот и скинул с мостков в грязь.