— Если бы вы поговорили со своей красавицей женой насчет убийственных тарифов…

Эдеард пообещал это сделать.

Смешно, но люди все еще считали его главным в их семье.

Потом к нему подошел старшина ассоциации уличных торговцев. Он просто заверил Идущего–по–Воде в своем желании видеть его главным констеблем и то же самое сказал о своих коллегах. Но Эдеард и так всегда старался поддерживать хорошие отношения с ассоциациями.

Следующим собеседником стал мастер гильдии рабочих верфи. Потом член местного Совета: «Меня вдохновил пример вашей жены, я выставила свою кандидатуру и теперь работаю в Совете». Три сына из проживавших в этом районе благородных семейств интересовались его мнением о службе в милиции. Хозяин магазина. Торговый агент по продаже фарфора, пятый сын третьего сына большой купеческой семьи, был необычайно доволен тем, что сумел завести собственное дело и уже наладил связи в провинциях.

— Я член Братства Абрикосового дома, — гордо заявил он Эдеарду.

— Кажется, я что–то слышал о нем, — дипломатично ответил тот.

— Это новое общество для тех, кто не желает жить за счет своих семей. Порядки на Кверенции изменились, и мы хотим самостоятельно воспользоваться новыми возможностями.

— Я очень рад это слышать, — искренне сказал Эдеард.

— Нас, конечно, еще не признают ни гильдии, ни ассоциации. Они просто боятся конкуренции. И Дворец–Сад нас тоже игнорирует, так что мы пока работаем по отдельным контрактам.

— Предоставьте это мне, — заверил его Эдеард. — Я обязательно займусь вашей проблемой.

— Все, чего мы добиваемся, — свободный рынок.

Потом к нему подошел кузнец. За ним — женщина–подмастерье из гильдии эгг–шейперов, чересчур восторженная и слегка пьяная.

Эдеард допивал пятый бокал уже набившего оскомину нового вина, закусывая третьей порцией пряного печенья, как вдруг заметил Джиску и поспешил к ней подойти.

— Ты ведь в числе приглашенных, — сказал он. — Поговори со мной.

— О, бедный папочка. Мама опять затащила тебя на прием?

— Выполняю свою норму.

— Звучит ужасно.

Она понимающе усмехнулась. Джиска была второй из их семи детей, и в ее внешности удачно сочетались красота матери и темные волосы Эдеарда. На прием она пришла в простом платье небесно–голубого цвета с узкой юбкой, что никак не соответствовало требованиям моды в этом сезоне. Но Джиска никогда не стремилась к успеху в высшем обществе Маккатрана, что Эдеарда очень радовало.

— А где же Натран?

— Он просил за него извиниться, но на корабле возникли проблемы. На новых парусах не тот такелаж или что–то вроде того.

— С его кораблем вечно какие–то проблемы. Он вообще годится для плавания?

— Папа!

— Прости.

На самом деле Натран ему нравился. Он родился в семье торговцев, но после нескольких лет работы на семейной флотилии парень решил обзавестись собственным кораблем. В будущем он собирался построить целую флотилию и самостоятельно добиваться успеха.

— Он не так уж плохо справляется, — запальчиво возразила Джиска. — Его агенты уже подготовили несколько выгодных контрактов.

— Вот и замечательно. Он умный парень и с прекрасными планами на будущее.

— Спасибо.

— Э… Ты слышала что–нибудь о Братстве Абрикосового дома?

— Да, конечно. Натран в нем состоит. В нем состоят люди приблизительно такого же положения, как и он, объединившиеся ради большего политического веса. А в чем дело?

— Ни в чем. Это неплохая идея. Я рад, что сыновья из состоятельных семей сами пробивают себе дорогу в жизни.

— Хорошо бы и именитые купцы не создавали им дополнительных трудностей. А то их методы конкуренции не всегда бывают законными.

— Почему ты мне об этом не сказала?

— А ты хочешь послушать, папа? Хочешь узнать, что мой парень за кружкой пива обсуждает с товарищами нечестные методы борьбы, жалуется, что его никто не воспринимает всерьез, что общество его игнорирует? Я могу часами говорить обо всем этом.

— Отлично. Я уверен, они найдут способ заявить о себе в Совете. Все инициативные группы рано или поздно этого добиваются.

— Отец, ты настоящий циник.

— И когда же ты собираешься пригласить его в наш пляжный домик на неделю и один день?

Она бросила на отца полный уныния взгляд.

— Бр-р! Мне казалось, ты хотел избавить Маккатран от бесполезных традиций, особенно от таких унизительных, как эта.

— Э…

— Знаешь, мне было восемь, когда я узнала, что песня «Невежа» написана о тебе. Все в школе над этим смеялись, даже мои близкие друзья… А, ладно.

— Да, я так и не простил Дибала за то, что он ее сочинил.

— Это ужасно.

— Вы встречаетесь уже пять лет, — многозначительно заметил он. — Достаточно, чтобы узнать друг друга.