– Потому что с тех пор я тебя не видел более напуганной, чем в поликлинике.

***

Наверное, день был тяжелый, потому что вместо того чтобы спокойно встретиться взглядом с говорившим, я вскочила со стула в попытке сбежать.

– Куда? – мужские руки мягко обхватили за плечи. – Оля, не уступай мне места, здесь его предостаточно.

– Алек? – я обернулась и удивленно воззрилась на старшего сына Богдана Петровича.

– Я. – Он сел слева рядом со мной. – Решила сбежать? Или ты за баллончиком с лаком кинулась?

– Нет.

Улыбка медленно растянула его губы: - Точно?

– Да. – Я прищурилась. – Как ты тут оказался? Сергей сказал никому не звонить, мы договаривались…

– Он сам меня вызвал, попросил отвезти тебя домой.

И вот надо было ему меня так изводить своими условиями. Прикусила губу и сцепила руки, а ведь я все это время просчитывала, как сообщу главе семейства о госпитализации Селози.

– Блин!

– Ты против? – удивился Алексей.

– Хочу остаться. – Я вымученно улыбнулась. Расстроило не то, что Сережа сам родным сообщил, а то, что все это время я была как сжатая пружина, и зажим до сих пор не отпустил.

– А может, передумаешь?

– Нет, хочу остаться. И вот еще…, если там что-то пойдет не так… потребуется близкий родственник с той же группой крови. Нам лучше остаться.

– Сколько времени займет операция?

– Часа два может меньше.

Он что-то прикинул и ответил:

– Могу сдать кровь сейчас, и следующие два часа…

– Будешь в состоянии амебы. – Уверенно заключила я, чем вызвала его смешок. – Это правда. Вы хуже переносите кровопотери и…

Голос осип, я не вовремя вспомнила о врачебных ошибках, совершаемых даже в очень простых операциях. О том, что анестезиолог может дать недостаточную дозу препарата, и окончание операции больной будет чувствовать вживую, всеми внутренностями. Представила, как Сережу режут, как допускают ошибку, как его глаза стекленеют, независимо от действий персонала…

А ведь они не сразу вычислили причину!

Вздрогнула.

– Оля, ты бледнеешь. – Он взял мою ладошку и мягко сжал. – Эй, скоро все завершится. Все хорошо.

Во всем виновата я, это был мой суп, что была моя идея с госпитализацией, и это я подставила его под ножи хирургов, а что если…?

– Оля, прекрати истерить. – Попросил Алек.
– Мне не доставит удовольствия бить по щекам, такого специалиста как ты. Слышишь?

– Слышу. – Я проморгала слезы и, сипя, призналась, - никогда не думала, что мои профессиональные качества способны защитить от избиения.

– Так не наотмашь же!

– А вдруг увлечешься?

– Не увлекусь. – Карий взгляд стал обволакивающим и бархатистым. – Хотя, кто знает…

– А Сережа знает?

– С ним я не увлекался, мы в детстве если и дрались то вместе и против кого-то, а не друг с другом.

На мое шмыганье носом Алексей отозвался мгновенно и протянул салфетку: - Он будет как новенький.

– Мугу. – Беру салфетку, вытираю слезы и только сейчас замечаю, что моя левая кисть, захвачена его рукой. Столько времени рядом сидим, а я захват только сейчас заметила. Кошмар…

Попыталась вернуть свою руку.

– Не пущу. – Ответил на полном серьезе.
– Можно я еще немного подержусь…

– Почему?
– я подняла взгляд и вновь ощутила, как сердце вздрогнуло. Он не улыбался, а просто внимательно смотрел на меня, словно бы изучая, или же как это делают люди, когда они стараются запомнить лицо нового встречного.

– Мне страшно. – Доверительно сообщил Алек.

Ему не было страшно или же неуютно, о чем он предупредил при моей второй попытке вернуть руку. Заявил, что я обхожусь и одной правой, а левую - должна оставить ему для моральной поддержки. Вдруг потребуется кровь сдать, уколов он боится, к тому же давно не ел, значит, обморок ему обеспечен.

А чтобы не отвлекалась на такие пустяки, как ладошка в захвате, не объяснив, чего же он боится больше: уколов или обморока, стал рассказывать о «тяжелом». Точнее, о ратном детстве младшего брата. Наверное, чтобы мне было с чем сравнивать эту ситуацию.

– В девять лет он сломал ключицу. Упал с дерева у бабушки в Днепропетровске.

Я недоуменно на него воззрилась, деревьев в моем детстве тоже было много, но так неудачно упасть уметь нужно.

– Это была пятнадцатиметровая плакучая ива, и упал он с верхних веток, какие-то даже сломал.

– Пятнадцать метров?

– Наверное, с десяти все же. Но это еще не самое страшное, - он ободряюще улыбнулся.
– В двенадцать младший получил трещину в запястье левой руки.

– Как?

– Осталось неизвестным. Но благодаря этому я точно знаю, что его хук правой выводит в аут.

– Вы же не дрались…

– Между собой нет, но я был свидетелем этого удара. – Алек подмигнул. – Потом было одно сломанное ребро в драке.

– Что не поделили? ивушку?

– Дрались из-за девушки. Была ли она схожа с деревом, история умалчивает.