Он злился. Но не мог понять, на кого именно. На себя? На нее? Ее поведение, поступки заставляли его мертвое сердце ныть точно как живое, и он находил Патрика, и выводил того из себя, и ему становилось лучше лишь после побоев, когда тело, хоть и не надолго, но нестерпимо горело, а раны саднили.

***

В ее руках коробок длинных спичек. На пачке красивые яркие бабочки. Вайолет потрясла упаковкой. Характерный звук - словно мелодия старой музыкальной шкатулки. Далекий звон колокольчика из прошлой жизни. Вытащив одну спичку, Вайолет с силой чиркнула. Зажигательная головка с шипением запылала, и прохладный воздух наполнился запахом реакции горения. Ее любимым запахом. Каждому крышу сносит по-своему. Кому дорогущий парфюм, кому свежевыкрашенный забор, а кому спичечный коробок. Соломка медленно сгорала. Струйка дыма поднималась в воздух, огонь стремительно поглощал сухое дерево, оставляя позади себя истлевший скукоженный уголек. Пламя неумолимо подбиралось к пальцам, но Вайолет медлила, не тушила. И лишь когда боль стала невыносимой, когда нервные окончания уже не выдерживали, она задула огонек. Сгоревшая палочка источала легкий аромат, Вайолет поднесла ту ближе к носу, вдохнув полной грудью. Уголки губ чуть растянулись в едва заметной улыбке. Запах поленьев в мангале на природе. Вайолет вспомнила вечерние посиделки на веранде загородного дома дяди, где после устроенного барбекю и жареного мяса всегда пахло именно так…

Былые дни счастья и полной душевной гармонии. Вдали от городской суеты ей всегда становилось лучше. Но прошлого не вернешь. Да и от будущего, собственно, многого ждать не приходится. Нижняя губа задрожала. Вайолет зажала ту между зубов, откидывая спичку на свой письменный стол, втягивая воздух носом. Раз-два-три. Раз-два-три. Дыши, Вайолет, дыши.

Внезапно она встрепенулась. Как олень, что учуял опасность. А что если описать прошлое? Какой-то момент из прожитой жизни. Почему бы не рискнуть, если в голову не лезет ничего нового?

Она пробежала мимо него через всю комнату, вылетев в коридор. Длинная майка развевалась позади, края вздувались под потоками ветра. Еще бы чуть-чуть, и кончики ее волос коснулись бы его лица.

Во дворе, за домом, у восточной стены, в кирпичном, под стать фасаду особняка, сарае аккуратно сложены грубые поленья. Повытаскивая несколько штук и побросав их на траву неподалеку, Вайолет вынула спичечный коробок. С трудом удалось поджечь дрова, но дерево поддалось, через минуту огонь перекидывался на следующее полено. Пламя шипело, устраивая дикие пляски. Вайолет замерла в одной позе у потрескивающих дров, словно бы приросла ногами к траве. Языки пламени подрагивали на ветру. Соленая слеза стекла к верхней губе.

– Что на этот раз?

Вайолет покосилась вбок, обхватывая себя руками. На долю секунды Вайолет показалось, что рядом Тейт…

– Пап… - как за первой упавшей с неба дождевой каплей всегда идет вторая, так и за комом поперек горла всегда следует взрыв эмоций, - … я не могу… - чистая рубашка отца прохрустела под ладошками девушки. Бэн сжал дочь в объятиях, громко выдохнув.

– Не можешь?

– Не могу писать… - сквозь тихие рыдания твердила та, - … я не могу, пап, я больше не могу…

Из окна ее комнаты открывался прекрасный вид на восточную стену, откуда Тейт мог разглядеть каждую деталь того, что творилось в саду. Доктор Хармон. Во всем виноват ее отец. Не он должен обнимать ее. Не он должен успокаивать и гладить ее длинные волосы. Это неправильно.

Кулаки сжимаются с нечеловеческой силой, костяшки пальцев видны через побелевшую кожу. Опять. Опять накрывает волна неистовой злости и отчаяния. Далеко ли Патрик?

***

– Зачем Вы протираете плитку над раковиной? Она и так чистая. Никто не готовил уже больше года, - бесшумно проскользнув на кухню, Вайолет залезла на барный стул, потирая ступню о другую ногу. Плиточные полы на кухне холоднющие. Мойра замерла, словно бы и вправду обдумывала свои действия. Затем женщина усмехнулась.

– Привычка наверное. Когда ты умираешь с двумя абсолютно разными личностями, остается не так уж и много занятий.

Вайолет промолчала, поджав нижнюю губу.

– Мисс Вайолет, - продолжила Мойра, опустив тряпочку на рабочую поверхность, отирая руки о кружевной фартук.

– Вайолет. Просто Вайолет. Я же мертва, к чему церемониться, - поправила девушка.

– Вайолет, - скромно улыбнулась Мойра, словно бы только что обрела друга, - при жиз… - женщина запнулась, - … раньше… раньше мы с… тобой не то чтобы не общались… не пойми меня неправильно, мне приятно твое внимание, но чем конкретно я вызвала такой интерес к своей персоне?

Вайолет поерзала на стуле, складывая руки в замок на коленках, принявшись нервно играть с пальцами.

– У меня проблема, а когда подумала, к кому можно обратиться, то сразу вспомнила Вас и… - глубокий вдох, - … в общем… я не могу писать.

– Писать?

– Писать, - кивнула девушка. – Раньше слова лились потоком, нужные предложения будто сами собой проявлялись на бумаге, а теперь… - Вайолет мотнула головой, словно на волосы ей сел шмель, и та попыталась согнать насекомое, -… Вы тут давно обитаете, вот я подумала, что может… может Вы подкинете мне идею? Какая-нибудь история для рассказа…

Мойра вздохнула, затем, поправив выбившуюся из прически рыжую прядь волос, потянулась к дальнему шкафчику. Зазвенели стеклянные баночки. Выудив какой-то пузырек и сунув тот в карман фартука, женщина снова обратила свое внимание к Хармон-младшей и, одарив ту ласковой улыбкой, опередила Вайолет с ее вопросом, касательно манипуляций домработницы с аптечкой.

– Послушай, ты пыталась с кем-нибудь поговорить на эту тему?

Вайолет напряглась. На эту тему?

– О ч-чем?

– О твоем творческом кризисе.