Рэй была её миром. Неожиданным даром. Сокровищем, которое она вечно будет лелеять, защищать и любить, и делать все в своих силах, чтобы хорошо её воспитать. Любовь ребёнка, её собственной плоти, была чистейшей из всего, что может познать эмпат.

Её дочь не торопилась начинать говорить, но учитывая собственное детство, Кэт не беспокоилась из-за этого. Затем внезапно, месяц назад, Рэй начала выпаливать слова — Кэт и понятия не имела, что её дочь их понимала — связывая их во впечатляющие предложения.

— Я нравлюсь Спар-ши, — счастливо объявила Рэй. — Они говорят, что я для них хорошо пахну.

Кэт застыла, стиснув рукой край антикварной эмалированной ванны с ножками-лапами в их покоях.

— Они сказали, как именно ты пахнешь?

Рэй покачала головой, черные кудряшки запрыгали, глаза весело плясали.

— Просто что я вкусненькая. Они для меня тоже вкусно пахнут.

— Как что? — спросила Кэт.

Рэй пожевала нижнюю губу и подумала. Затем почесала носик и рассмеялась.

— От этого в носу щекотно. Просто хорошо пахнут.

Пыльца, подумала Кэт. Многие крошечные Фейри, изгнанные из собственного двора, жили внутри человеческих цветов, создавали дома в благоухающих, пропахших травами зарослях и гнездились в сосновых пролесках. В последнее время некоторые ши-видящие строили им небольшие деревянные домики, раскрашенные в яркие цвета. Она отчасти ожидала, что Спирсидхи воспротивятся человеческим постройкам, но вчера наблюдала за парой — они образовывали пару на всю жизнь — сражавшейся с удивлённым враждебным воробьём у двери, защищая свою новую обитель.

— Идём, любовь моя, твоя ванна готова.

— Пузырьки?

— Не сегодня. Только теми вечерами, когда мы моем голову, — волосы Рэй были такими густыми и кудрявыми, что мыть их было наказанием. Они делали это только каждую третью ночь, и пена для ванн служила вознаграждением за время, которое ей приходилось сидеть смирно, пока Кэт распутывала её волосы.

— Мамочка, — сказала Рэй, — моя спинка чешется. Не могу дотянуться.

Улыбнувшись, Кэт протянула руки, и когда Рэй вошла в её объятия, прижавшись к её груди, она стянула кофту дочери через голову.

— Сильно чешется.

— Повернись и дай мне посмотреть, тыковка, — сказала Кэт.

— Я не тыковка. Сегодня я стрекоза.

— Ну, что ж, маленькая мисс стрекоза, повер…

Но Рэй уже повернулась и нагнулась.

— Мамочка, — пропыхтела она, — чешется!

— Ты сегодня лежала на чем-нибудь?

— Я всегда на чем-нибудь лежу.

— Например? Камни? Что-то острое?

— Просто всякое. Трава и все такое.

— Но в траве могли быть камни.

— Не помню такого. Чешется.

Кэт подняла руку, которая лишь слегка дрожала, и почесала прекрасную гладкую кожу своей дочери, которая так походила на кожу Шона — светлая, и все же от малейшего солнца она делалась золотистой.

Там были два округлых розовых пятнышка одинакового размера.

По одному на каждом плече.

Глава 13

Устрой немножко ада, устрой немножко ада, устрой немножко ада[27]

Большую часть времени я просыпаюсь ворчливая и выбитая из колеи, если только я не подвергаюсь нападению. Тогда я просыпаюсь гладкой, холодной и смертоносной. Нехватка давления превращает меня в скоростной мячик для пинг-понга, который отскакивает от всего, с чем встречается. Невзгоды формируют мою лучшую форму.

Сегодняшний день был тревожной аномалией. Я проснулась, чувствуя себя бодрой, сосредоточенной, в боевой готовности. Отдохнувшей лучше, чем я когда-либо помнила за несколько лет.

Что-то определённо было не так.

Я схватила меч, выпрыгнула из кровати и описала узкий круг, ища непрошеных гостей. Никого не было. Я была одна в своей спальне, а зверь ушёл.

Я потратила долю секунды ориентации в пространстве, чтобы подымиться от злости по этому поводу, затем вернулась к анализу своего необъяснимо хорошего настроения. Не существовало другого объяснения; где-то в моей квартире должна быть угроза.

Я принялась прочёсывать каждую комнату, шкаф и укромное местечко.