— А по мне, если эмир и рассчитался с кем-нибудь по справедливости, так это с Хаджи-Негматом, — заявил уверенно Рузи-Помешанный. — Хаджи-Негмат был при эмирском дворе поставщиком смазливого живого товара. Он знал в этом толк и ухитрялся откапывать таких барышень, что пальчики оближешь. Он даже ради этого обосновал в Москве контору, но его управляющего уличили и посадили за решетку. Хаджи-Негмат до того был близок к эмиру, что жертвовал ему собственных жен. Погорел он из-за дочери. Но опять же ничего странного — укротители змей гибнут обычно от укуса змеи, вот и он подох от руки своего властелина

— Что бы вы мне ни толковали, а эмир не виноват. Если ваша правда, почему же муллы, хозяева шариата, не препятствуют ему? — не сдавался Кодир-Козел,

— Кто? Муллы, хозяева шариата? — поразился Хайдарча. Оглядев компанию, он предложил:

— Расскажу-ка я вам занятную историйку об этих самых служителях аллаха.

— Давай, начинай быстрей! — обрадовался Курбан- Безумец, — скоротаем время до возвращения арб.

— Начинай, начинай, — посыпалось со всех сторон.

— В медресе Кукельташ, — начал Хайдарча новую свою историю, — а оно самое большое в Бухаре, жил один мой приятель по имени Махмуд-Араб. Родом он был из нашего тумана — из Пешкуха, но в Кукельташе обосновался давным-давно, лет тридцать. Как опытный мулла, он получал денежное пособие из эмирской казны. В удальстве, кутежах и скандалах в Бухаре могли соперничать с ним один от силы два человека, а вот в благородстве он не имел себе равных. Убей ты его отца и попроси у него же, Махмуд-Араба, убежища, он спрячет тебя и тайны твоей не выдаст.

В то самое время, как я чуть не попался в Пешкухе и сбежал в Бухару, и скрывался в келье Махмуд-Араба. Обитал я там месяц или два. Медресе Кукельташ — рай земной. Там есть все, кроме разве змеиной ноги, птичьего молока и души человеческой. Туда приводят самых что ни есть красавчиков и красоток и развлекаются с ними вовсю.

— Выходит, там все-таки попадается человеческая душа, — вставил словечко Курбан-Безумец.

— В общем, — продолжал Хайдарча, — в этом медресе можно отыскать, что только пожелаешь: дутар, тамбур [16] , виноградное вино, еврейскую водку, пиво, коньяк, наркотики на выбор — индийский, смешанный с медом, особого состава из сока незрелых головок мака, терьяк... Короче, все, что услаждает жизнь.

— Как же от такого обилия соблазнов муллы не лишаются рассудка? — не скрыл недоумения Курбан-Безумец.

— Разве то, что вершат теперь муллы, идет в сравнение с самыми безрассудными поступками, — обратился Рузи-Помешанный к Курбану-Безумцу.

— Удивляться пока нечему... Самое поразительное не это. Принято считать, что любой из воспитанников Кукельташа становится либо важным муллой, либо святым, либо богатым баем, либо — после кончины — шахидом [17] . И так оно и есть: самые известные муллы, самые влиятельные хозяева шариата — выходцы из Кукельташа.

— Да, змеиной ноги там не найдешь, что верно, то верно, зато змеи, плодящие змеенышей, там кишмя кишат, — прервал Хайдарчу Рузи-Помешанный.

— Ни миршаб, ни раис не имели права переступать порог Кукельташа, ну, а там резались в карты, в азартные игры. И все сходило с рук, оставалось безнаказанным.

— Махмуд-Араб знался с чтецом Корана Абдулла-ходжой. Сын бая, он имел в базарных рядах не одну лавку, а в медресе Кукельташ — собственные кельи. Он еще владел несколькими хорошими домами в квартале Поччохуджа, но жить предпочитал в Кукельташе, так оно было приятнее. За два-три года он спустил в карты, растратил в пьянках-гулянках наличные денежки, а вслед за ними недвижимое имущество. В конце концов он разорился и шатался по улицам, корча из себя юродивого.

— Не исключено, что «в честь» его прежнего житья в медресе Кукельташ, его нарекут прорицателем или святым, — заметил Рузи-Помешанный.

— Да! Люди к нему и относились, как к святому, подавали ему милостыню, тем он и кормился, — подтвердил Хайдарча. — Когда же ему самому надоело звание юродивого или, как тут выразился Рузи-Помешанный, святого, он удалился в пустыню и стал... имамом мечети.

— Будем надеяться, что он еще выскочит в важные муллы, не напрасно же он отирался в достославном медресе Кукельташ, — Рузи-Помешанный не лез в карман за словом.

— Ну, это один-единственный человек, стоит ли из-за такого возводить поклеп на всех мулл, — запротестовал Кодир-Козел.

— Терпение, соль впереди, — отпарировал Хайдарча. — Как-то, после утреннего намаза во внутреннем дворе Кукельташа разразился скандал. Мулл собралась тьма, кричат, ругаются. Келья Махмуд-Араба, где я жил, была расположена в крытом просторном коридоре. Стараясь не попадаться скандалящей братии на глаза, я затаился в коридоре.

— Нет! Ни за что! Нельзя прощать такое бесчестье! Выгнать его из медресе! — кричал один.