11. Расстройств всегда хватало, иногда от них и сердце болело. Как-то при этом батюшка сказал: «Зря-то не расстраивайся. Береги сердечко для Господа». Конечно, когда это кажется, что расстраиваешься зря? Всегда есть причины, есть основания. И все они чаще всего зряшные. Потом только понимаешь, что это так. И расстройство до боли в сердце – от маловерия, от самолюбия, от гордости, от многих-многих своих грехов, а более всего – от забвения Господа.

12. Приходило иногда сомнение в правильности пути. Не в направлении, не в цели, а в том, что замусоривает этот путь – заботы, волнения, недоумения, какими полон каждый день. Как избежать их? Или надо каким-то решительным движением смести их? Или подчиниться обстоятельствам? Говорю об этом и в ответ: «Не сомневайся, будь тверда, а то будешь непокойна». В чем не сомневаться можно? Что Господь ведет теми путями, какие полезнее для меня, чем другие? Наверное, так.

13. Недоумеваю: почему всех разбирают обиды? Что-то делаю не так? Что? И как надо? Спрашиваю: что же мне делать? Вместо конкретного ответа слышу утверждение: «Это закон духовной жизни: чем больше будешь делать добра, тем больше нареканий, недовольства, требований и обид, обид…». Ну и закон! Вероятно, это допускается Господом, чтобы мы все увидели свои немощи, слабость, учились терпению и снисхождению, умели прощать и требовать только от себя.

14. Опять о молитве, с которой у меня так плохо. Как всегда, коротко и обще, батюшка отвечает: «Молись как можешь. Главное, чтобы молитва была живительной силой».

Но как к этому прийти? На это нет ответа, и мне приходится вспоминать советы святых отцов о том, что Господь дает молитву молящемуся [51] , Он – учитель молитвы, а от нас нужно одно усердие и понуждение себя.

15. Обращаясь к прошлому, поневоле сожалеешь о потерянном времени, возможностях. И грехов все больше и больше, и сил бороться с ними все меньше и меньше… Говорю на исповеди, что делаюсь только хуже, а в ответ так грозно звучит: «Не твое дело – лучше или хуже. Делай, а результат на волю Божию».

16. Без смирения нет спасения. Это везде – в проповеди, в словах святых отцов, слышишь на исповеди, читаешь. А как быть, если его нет? Спрашиваю у батюшки и получаю ответ: «Учись у Преподобного. Смирение – в служении ближним». Да, ближние пока научат – намучат. Но и без их помощи не обойтись. Считать себя грешником – мало, хотя и без этого нельзя. Попробуй-ка не только простить недостатки других, но и не возмутиться, не раздражиться, не позволить себе обид, требовательности, желания одобрения, тайного тщеславия… Этого без помощи ближних не одолеть.

17. Когда же душу захлестывала грусть от ощущения своего внутреннего духовного одиночества, непонимания, нежелания тех, кто казался близким, разделить эту тучу душевную, батюшка на исповеди сказал: «И у великих светил были такие минуты оставленности. Это очень тяжелый крест. Его и Господь испытал, и Ему было очень тяжело, когда Он молился Отцу Своему: Отче, вскую Мя оставил еси? [52] ».

18. Иногда думалось: вот тут столько тревог, беспокойства, переживаний бесконечных. Там же, у Господа, вполне возможно, за грехи даже и взглянуть не удастся на все, что дорого. Тут, как ни плохо, можно стоять на службе, даже просто видеть Лавру, а там? Говорила о том батюшке, и он ответил: «Там – подобрее. Надо жить надеждой». Да, хорошо жить надеждой, но кто ее затеплит? На пустом месте и надежды не будет. Потом уже, много позже, осталось убеждение: самая непоколебимая, твердая, ясная надежда возможна в одном-единственном случае – если ею Господь осветит душу, если Он ее зажжет как огонек и будет самым убедительным ее основанием Он Сам, Его неизреченная милость к кающимся и просящим Его помощи.

19. Теперь не помню, в связи с чем было сказано мне: «Кто стремится пристальнее вглядеться в образ Спасителя, тот больше видит, тому легче полюбить Его. А кто только по верхам смотрит, тот может и не поверить, и отрицать, даже высмеивать». Пристальнее вглядеться – это как? Тогда мне было сказано – и доходи, додумывайся до всего. Так ли, нет ли… Не очень-то спросишь – и некогда, и негде, и тысячи причин-препятствий. Но возвращаясь к сказанному, хоть уже значительно позже, нельзя с этим не согласиться. Да, вглядываться, стараться вникать в строки Евангелия, в явления милости Божией на протяжении всей жизни, своей и других, во все, что объединяет собой Церковь, конечно, надо. И легче будет верить, надеяться, даже любить, тем более что Господь обещал ищущим Его Свою благодать.

20. Снова и снова, тогда и теперь каюсь в том, что плохо с молитвой: и рассеянность, и лень понудить себя вернуться к прочитанным механически словам молитвы, и привычка спешить всегда и везде, и, следовательно, небрежность в самом святом деле. Сознавая и каясь, но не исправляясь, повторяя те же грехи, ловишь себя на мысли: чем так читать, лучше никак не читать – греха меньше. Но – меньше ли? С этим вопросом опять обращаюсь к батюшке, и он говорит: «Читай. Хоть как-нибудь (если лучше не получается), но читай. Сама можешь не видеть силы молитвы, да бесы видят, знают». Да, все святые отцы уверяют в необходимости побуждать себя хотя бы на самую слабую молитву. Теперь бы мне в дополнение хотелось услышать еще и такое: только не оправдывай свое небрежение и не ленись понуждать себя к молитве.

Архим. Тихон (Агриков)

21. Сокрушаюсь о том, что вся жизнь – одна суета. Вольная, невольная, где какая – не разберешь. Одно всегда – скорее! Везде, всюду – скорее, как на пожар! На работе – «план горит», в храм – скорее, чтобы успеть хоть что-то застать, домой – скорее, чтобы самое необходимое сделать. И при всей этой круговерти никаких добрых дел. А время идет. Как не горевать, тем более что изменить ничего не могу. На это батюшка сказал: «Теперь все добрые дела – в терпении. Терпи». Отойдешь от аналоя – «терпи». Всегда, везде, всюду. Всех и себя. И обстановку. Хочется, конечно, и чего-то светлого, радостного. И слава Богу, оно есть хотя бы уже потому, что есть возможность быть в Лавре на богослужении, на исповеди.