Однажды на епархиальном собрании профессор Войно-Ясенецкий, активный прихожанин соборного храма, произнес яркую, эмоциональную речь о положении дел в Ташкентской епархии. Его выступление произвело большое впечатление на слушателей. После собрания правящий архиерей, епископ Иннокентий (Пустынский), отвел профессора в сторону и, похвалив его замечательную речь, вдруг неожиданно сказал:

– Доктор, вам надо быть священником!

– Хорошо, владыко! Если Богу угодно, буду священником! – ответил, ни минуты не размышляя, профессор, который никогда прежде не помышлял о священстве.

Другой бы в его ситуации улыбнулся в ответ и промолчал или, может быть, поблагодарив, отшутился бы. Он мог бы и просто, без обиняков отказаться от оказанной ему чести. Ведь у него была замечательная любимая профессия, положение в обществе, всеобщее уважение. Да и времена не те, чтобы становиться иереем, – опасно! С приходом новой власти в стране идут открытые гонения на Церковь: разрушение и разграбление церквей, массовые аресты, расстрелы служителей Церкви. Иные священнослужители, убоявшись репрессий, даже снимают с себя сан.

Но В. Ф. Войно-Ясенецкий сразу же ответил согласием: в словах архиерея он услышал призыв Божий.

В праздник Сретения Господня, 15 февраля 1921 года, заведующий кафедрой университета, главный хирург городской больницы профессор Войно-Ясенецкий стал иереем Валентином. Надеть рясу, когда люди боялись упоминать в анкете дедушку-священника, когда на стенах домов висели плакаты: «Поп, помещик и белый генерал – злейшие враги Советской власти», – мог либо безумец, либо человек безгранично смелый. Безумным Войно-Ясенецкий не был…

Итак, в один прекрасный день профессор Войно-Ясенецкий появился в больничном коридоре… в рясе и с наперсным крестом на груди! Не обращая внимания на изумленные взгляды сотрудников, он спокойно прошествовал по коридору в свой кабинет. Оперировал, конечно, без рясы, а как обычно, в медицинском

халате, но ассистенту, который обратился к нему по имени-отчеству, ответил спокойно, что Валентина Феликсовича больше нет – есть священник отец Валентин.

В Ташкенте это событие стало сенсацией, вызвав бурю разнообразных чувств среди студенческой молодежи и профессуры. С первых же дней священства отец Валентин ходил по городу всегда в иерейском облачении. Лекции студентам он также читал в священническом облачении, в нем же явился на межобластное совещание врачей…

По воскресеньям, всю неделю отработав в больнице, он служил в соборе.

Со словами «Ваше дело не крестите, а благовестити» Преосвященный Иннокентий поручил отцу Валентину говорить проповеди.

«Моим призванием от Бога была именно проповедь и исповедание имени Христова», – признавал святитель много позже, на тридцать восьмом году своего священства.

В то время по всей России произошло разделение духовенства на крепких духом, верных Православной Церкви и патриарху Тихону, с одной стороны, и на малодушных или запутавшихся, вошедших под флагом обновленчества в «живую церковь» – с другой. Отозвался церковный раскол и в Ташкентской епархии.

И антирелигиозная официальная пропаганда, и противостояние сторон внутри Церкви – все это вызвало всеобщее оживление интереса к богословию. Инициированные воинствующими безбожниками и живоцерковниками, повсеместно проводились диспуты. Народ на них валом валил. Для кого-то это было захватывающее зрелище, воспринимавшееся наподобие петушиных боев, для кого-то – попыткой разобраться. Верующие на диспуты ходили, чтобы поддержать защитника веры Христовой. А отец Валентин был именно таким рыцарем – защитником Церкви: от атеистов-безбожников, с одной стороны, и от «живцов-обнаглен-цев» – с другой. При виде кощунственных карнавалов и издевательств над Господом, устраиваемых комсомольцами, сердце его кричало: «Не могу молчать!».

В течение двух лет, до самого ареста, он вел публичные диспуты с бывшим протоиереем Ломакиным. Тот отрекся от Бога и возглавил антирелигиозную пропаганду в Средней Азии. Отец Валентин с блеском разбивал все доводы отступника, и довольная публика каждый раз взрывалась громкими аплодисментами.

После диспутов верующие не давали Ломакину прохода, говоря:

– Скажи нам, когда ты врал: тогда, когда был попом, или теперь врешь?

Несчастный богоотступник стал бояться отца Валентина и просил устроителей диспутов избавить его от «этого философа».

Летом 1921 года отцу Валентину пришлось публично выступить в Ташкентском суде по «делу врачей», которых несправедливо обвиняли во вредительстве.

Дело в том, что в Ташкент привезли как-то партию раненых красноармейцев и поместили в клинику профессора П. П. Ситковского. И кто-то пустил слух, что врачи клиники занимаются вредительством, гноят раненых бойцов, у которых раны кишмя кишат червями.

Тогда во главе ЧК стоял латыш Петерс. Он имел репутацию человека жестокого, скорого на вынесение приговоров с высшей мерой. По его приказу профессор П. П. Ситковский и все врачи его клиники были арестованы. Когда Петерс произнес «громовую» обвинительную речь, над обвиняемыми нависла угроза расстрела.