— Значит, он мне не померещился, — тихо пробормотал мужчина.

— Вы что-то сказали?

— Нет, ничего.

Девушка вытирала посуду жёстким вафельным полотенцем и искоса наблюдала за Луи. Тот уже минут десять сидел над тарелкой и не прикасался к еде, в то время как Аншель почти доел свою порцию. Кофейные глаза мальчика буравили мужчину беззастенчиво любопытным взглядом. Азмария понимала, чем это вызвано: Луи не вписывался в их уютную, наполовину обклеенную обоями кухню. Стулья и стол были слишком низкими для него, но он не жаловался.

— Луи, вы не хотите обедать? — осторожно спросила Азмария.

— Простите, ваш суп очень вкусный, но я не голоден, — он улыбнулся, но было видно, что это даётся ему с трудом.

***

Мокрые вещи гостя, собственноручно им выстиранные, покачивались на верёвке возле печки. Девушка то и дело их задевала, но в отличие от Аншеля, который ворчал, что это похоже на табор, быстро привыкла к временному неудобству.

После ванны Луи обсыхал возле огня, завернувшись в старое лоскутное одеяло, из-под которого выглядывали только его голова и жилистые ноги. Теперь от него пахло дёгтем и хозяйственным мылом. Ссутуленная спина была округлой, как панцирь черепахи. Пламя отражалось в пепельных глазах, но уже не могло их зажечь.

Таким Азмария увидела гостя, когда принесла ему одежду прежнего хозяина дома, и у неё вновь сжалось сердце.

Луи давно ушёл с кухни, а ей всё казалось, что он по-прежнему сидит возле огня. Он попросил разрешения сходить наверх, и девушка вновь подумала о шпионаже, но ответила положительно. Что сверху, что снизу вид был один — горы и снег.

По скрипучим ступенькам Азмария поднялась на второй этаж и сразу увидела гостя. Свет керосиновой лампы резко выделял из окружающего сумрака его лицо, ладони и рукава полосатой пижамы, которая явно была ему не по размеру и чудом не расходилась на груди. Луи придвинул стул к широкому деревянному подоконнику. Похоже, его не пугало наличие за спиной четырёх закрытых дверей.

Он медленно отпивал чай из аккуратной белой чашки, но повернулся на шаги девушки. Весь день от него веяло испугом и подавленностью, но в этот раз он не изменил расслабленной позы и даже приветливо улыбнулся. Это была не попытка вопреки тяжёлым чувствам растянуть губы до ушей, а искренняя, настоящая улыбка, берущая начало в сиянии глаз.

— Здесь тихо по вечерам, — сказала Азмария первое, что пришло в голову, чтобы просто начать разговор.

— В горах всегда так. Может, хотите присесть? Я могу второй стул притащить. Этот я взял из пустой комнаты. Надеюсь, вы не против.

— Всё в порядке, — девушка заняла освободившееся место. «Иногда мне кажется, что он слишком вежлив для солдата».

Гость бесшумно поставил рядом второй стул, и некоторое время они молчали.

— Вас что-то беспокоит? — наконец, спросила она.

— Многое. Простите меня за то, что было сегодня утром. Я не хотел, чтобы так получилось.

— Что вы имеете в виду?

— Ну, что я ревел как ребёнок, — он грустно усмехнулся. — Вам наверняка не нужны чужие проблемы. Я скоро уйду, чтобы вам не мешать. Простите, что доставил столько хлопот.

«Вот он куда загнул, — Азмарию бросило в холод. — И зачем я только это спросила? Он ведь снова замкнётся в своей раковине».

— Наверное, вы слишком долго сдерживали свои чувства, вот они и вырвались наружу. Мужчины постоянно так делают. Одна моя подруга говорила: «Смейся, если тебе весело, грусти, если грустно, и плачь, если хочется плакать. Иногда, чтобы вновь рассмеяться, нужно сначала расплакаться. Смех звучит лучше, когда тебе смешно, а не когда ты пытаешься скрыть за ним свою боль».*

— Не везде можно плакать, Азмария. Как мужчина, я проявил слабость.

— Не беспокойтесь, кроме меня этого никто не видел, — она немного кривила душой. — Все мы люди. Когда вы пришли сюда, то были как ледышка. Чтобы дойти до нашего дома, вам потребовалась огромная сила — не только физическая, но и духовная.

— Почему вы стали монахиней? — выдержав паузу, спросил Луи.

— Я хотела быть похожей на одну мою близкую подругу, почти сестру, а она была монахиней-экзорцистом, да и атмосфера к этому располагала: в двенадцать лет я попала в монастырь. Битвы с демонами мне не очень удавались, и я поняла, что могу быть простой монахиней, заниматься социальной работой. Это моё призвание.

Азмария тяжело переживала каждую жертву. Экзорцисты часто не успевали всех спасти, в особенности если сам человек призывал демона, и ей казалось, что это происходит по её вине. В сознании прочно въелась мысль, что она всем приносит только несчастье. Девушка надеялась, что со временем это пройдёт, что она привыкнет, но в итоге пришлось смириться с мыслью, что справляться с постоянными стрессами она не в силах.

— Такая хрупкая девушка и сражалась с монстрами! — удивлённо присвистнул мужчина. — Куда катится этот мир… Вы и в Бога верите? — неожиданно спросил он.