В груди у Кола заныло — даже сейчас в голосе Элис не сквозило и тени эмоций. Но Кол знал, что они существовали, скрытые в недоступных глубинах ее души, под внешним строгим контролем. Его неудержимо тянуло коснуться губ Элис, прогнать ее боль поцелуем…

— За неделю до папиной смерти руководитель труппы вызвал меня к себе и предупредил: если не научусь добавлять в свой танец эмоции, никогда не выберусь из кордебалета. Но у меня ничего не получалось, мне никак не удавалось найти эти эмоции в ущерб технике, совершенству. Поэтому после смерти папы я решила, что не стоит и продолжать, раз никогда не смогу достичь желаемого уровня. Иногда я задаюсь вопросом, правильно ли поступила, но в конечном счете я рада, что открыла балетную студию. Мне доставляет огромную радость видеть, как эти маленькие балерины находят в танце удовольствие, которого так не хватало мне самой.

Он должен был держать себя в руках, но настойчивое желание защитить, утешить охватило Кола, угрожая взять верх над всеми доводами разума. Он жаждал сжать Элис в объятиях и никогда больше не отпускать. Кому-то эта история, возможно, и показалась бы незначительной, но для Кола слова Элис были на вес золота.

— Ты была прекрасной балериной. — Он обхватил ее лицо ладонями. — Но ты росла с двумя рациональными, трезвомыслящими людьми, у которых была серьезная, трудная, суровая работа. Ты научилась подавлять эмоции, но это вовсе не означает, что их у тебя нет. Прятать эмоции и совсем их не иметь — совершенно разные вещи.

Элис знала, что не показывает виду, но внутри ее все дрожало. Она никогда, ни одной живой душе не раскрывала истинную причину, по которой покинула балетную труппу Австралии. Все вокруг считали, что это произошло из-за смерти ее отца, и соглашаться с таким объяснением было легче, чем признавать собственный изъян.

Теперь же она выпалила Колу всю правду, и он не сбежал. Не счел ее никчемной, глупой или легкомысленной. В сущности, Кол смотрел на нее с такой пылающей глубиной, что Элис терялась, не зная, что делать дальше. Ее признание лишь усилило взрывоопасную напряженность, искрами трещавшую между ними.

Кожа его мускулистого торса вдруг обожгла ей ладони. Оказывается, размышления о прошлом отвлекли ее от созерцания физического совершенства Кола. Лето уже коснулось его светлой кожи легким золотом загара. Тонкие темные волосы покрывали его предплечья, окружали соски и сбегали от пупка вниз, к столь удачно скрывающему остальное узлу из полотенца. У Элис перехватило дыхание, и она отдернула руки:

— Ну вот, теперь ты все знаешь.

— Теперь знаю, — эхом отозвался Кол. Его руки скользнули с лица Элис к ее плечам, будто не в силах ее отпустить. — Нечто подлинное.

Никогда еще Элис не чувствовала себя более незащищенной и выставленной напоказ, включая тот момент, когда бретелька на ее леотарде треснула в самый разгар генеральной репетиции и даже когда мадам Бершов строго отчитала ее перед всеми за опоздание на занятие. Открывшись Колу, Элис ощущала себя даже более уязвимой, чем тогда, когда стояла на похоронах отца и не могла пролить ни слезинки.

— Тебе нечего стыдиться, Элис. Ты — замечательный человек, отзывчивая, невероятно красивая…

Его дыхание участилось, мышцы рук напряженно сжались. Капелька воды сбежала по его крепкой шее к основанию горла. Повинуясь инстинкту, Элис подалась вперед, собирая языком эту каплю с его кожи. На вкус Кол был чистым и свежим, от него исходил аромат сандалового мыла. Элис прижалась губами к телу Кола, посасывая его кожу, а потом резко отпрянула и, затаив дыхание, подняла на него глаза.

— Элис… — Ее имя сорвалось с его губ долгим низким рычанием.

— Заткнись, Кол. — Она обвила руками его шею и потянула его голову вниз, пока их лбы не соприкоснулись. — По-моему, мы уже достаточно наговорились.

Он грубо притянул ее к себе, и узел из полотенца со скрываемой под ним эрекцией зарылся ей в живот. Его рот отыскал ее губы, горячие, безрассудные, приоткрывшиеся в предвкушении. Кол запустил пальцы в ее волосы и откинул ее голову, целуя Элис так глубоко, как только мог. Мир вокруг них опрокинулся, и перед глазами все поплыло…

— Я хочу тебя, Элли. И не могу остановиться.

— Пожалуйста… — выдохнула она. — Не останавливайся.

Элис и не осознавала, что они двигались в этой любовной горячке, пока ее спина не уперлась в обеденный стол. Приподняв Элис, Кол усадил ее на стол и встал между ее разведенными ногами. Теперь узел из полотенца терся о ее изнывавшее от желания лоно. В этот миг Элис пожалела о том, что не надела платье — ее джинсовые шорты были слишком плотными и будто барьером отделяли ее от Кола.

Его рот скользил по ее шее. Осыпав поцелуями подбородок Элис, Кол снова припал к ее губам. От него исходил привкус мяты, свежести и чего-то грубовато-телесного, порочного. Щетина на его подбородке царапала ее щеку, и Элис смутно подумалось, что завтра на коже останутся следы его ласк.

Кол нащупал нижний край ее топа и скользнул под него ладонью. Элис не носила бюстгальтер, и теперь Кол медленно поглаживал ее грудь, отчего она, казалось, вот-вот взорвется от нетерпения. Элис скользнула рукой к узлу из полотенца и стала изо всех сил дергать, пытаясь его развязать.