Шрифт:
– Поймите, мне Хлестаков снится каждую ночь. Я все мизансцены выучил, пока за кулисами прятался. Ладно, Липский. Но почему Василиса, почему не я?
– Ломакин разрыдался в подставленную Земфирой обширную грудь. Зяма кивнула Михалычу и, бережно подхватив Пашу под руки, вдвоем они повлекли актера в сторону дома.
– Ребята, я к вам чуть позже подойду. Я тут это... софит забыл выключить!
– крикнул им вслед Петя и, чуть подождав, двинулся к билетным кассам, на ходу пытаясь вспомнить, как зовут кассиршу, которая уже несколько месяцев строит ему глазки.
*****
Кассиршу звали Людмила и Пете пришлось уламывать ее целый вечер. К Ломакину он не попал, зато разжился десятью билетами на балкон и одним в партер, но только на послезавтра. Люда клялась, что зал на сегодня полностью раскуплен. Петя довел ее до дома и чмокнув в щечку, рванул к себе, на ходу подсчитывая будущие барыши. Даже если учесть расходы на кофе и пирожное для Людмилы, завтрашний день обещал неплохой навар.
Утром Петя проспал и перед работой так и не успел распродать билеты, о чем сильно переживал. В панике он позвонил Ломакину, у которого сегодня не было репетиции. На удивление, Паша сразу откликнулся и согласился. Только встретив Ломакина у служебного входа, Петя понял, что послужило причиной такой отзывчивости. На руке у актера повисла Земфира, улыбаясь во все тридцать два зуба.
– Ты не опаздываешь?
– покосился на нее Ломакин.
Встрепенувшись, Зяма ойкнула и убежала работать.
– Как ты?
– спросил Петя, украдкой передавая билеты актеру.
– Нормально.
– пожал плечами Паша. Потом подумал и добавил: - Я сегодня понял одну простую вещь. Когда крокодил ты сам - это не страшно. До меня это дошло, когда я этим утром проснулся в одной постели с Зямой.
*****
– Как не надо Деревянко!? А завтра? Но почему? Она ведь вам понравилась на сдаче спектакля.
– Семен Аркадьевич выслушал ответ и запинаясь от негодования, выдохнул в трубку: - Это произвол! В конце концов сейчас не советское время, чтобы запрещать...
– он замолчал, слушая собеседника и все больше багровея. В конце концов режиссер швырнул телефон на стол и долго сидел в сгущающихся сумерках.
До премьеры оставалось два с половиной часа. Семен Аркадьевич вспомнил, что сейчас должна приехать Лиля и усилием воли заставил себя встать. Все равно ему придется разрубить этот узел и лучше это сделать до приезда жены.
В гримерке у Деревянко неожиданно нашелся Липский, развалившийся на диванчике как большой сытый котяра. Семен Аркадьевич обрадовался, что актера не придется разыскивать по всему театру, а то и городу. Василиса улыбалась, гримируясь перед зеркалом. Комната была полна цветов, на вешалке висели правильно пошитые костюмы, без липучек и веревочек. Во всем чувствовалась особая предпремьерная атмосфера, радостная и немножко напряженная.
– Я вот что хотел сказать, - пробормотал режиссер, собираясь с силами.
– Василиса, ты только не обижайся. Сейчас позвонили из министерства... Понимаешь, там перед театром телевизионщики. Причем не только наши, но и столичные... Короче, нам запретили Хлестакова - женщину. Сегодня будет играть Арсений.
Потом Семен Аркадьевич пытался объяснить что-то про финансирование и программу "Театр - школе". Тщетно. Скандал, который Василиса закатила худруку, был слышен и в дежурке служебного входа, и в театральном буфете. На защиту мужа встала приехавшая не вовремя Лиля. Досталось и ей. Помог Липский, который сгреб Василису в охапку и утащил в гримерку. Форейторов отослал рыдающую Лилю домой и остался караулить Липского, нервно поглядывая на часы. Торопить актера он боялся.
Через полчаса Арсений с Василисой вышли из гримерки. Деревянко, запахнув пальто и гордо подняв голову, молча прошла мимо худрука, Липский задержался на минуту. Семен Аркадьевич рванулся к нему, пытаясь что-то объяснить...
– Хороший ты мужик, Сема.
– Липский хлопнул режиссера по плечу и добавил: - Но не орел.
– Послав публике воздушный поцелуй, он ушел вслед за Василисой.
– Позер.
– фыркнула сзади Вера Калюжная.
– Это Мордюкова в каком-то фильме говорила.
Форейторов очнулся и заорал на весь коридор:
– Паша! Мне срочно нужен Ломакин!
*****
Заиндевевшего до синевы Ломакина Петя нашел на площади перед театром. С картонкой, на которой шариковой ручкой было нацарапано "билеты", он скромно стоял под фонарем. Вокруг царило что-то невообразимое. Площадь была оцеплена полицией. Внутри оцепления толпились зрители, жаждущие попасть на премьеру. Между ними шныряли юные спекулянты, их вылавливали и тащили за ограждение дамы, всеми своими повадками напоминающие преподавателей с большим педагогическим стажем. Десятка три фанаток разного возраста размахивали плакатами, с которых белозубо улыбался Арсений Липский.
Петя схватил Ломакина за руку и потащил в сторону служебного входа. На площади началась драка между агрессивно настроенными бородатыми молодыми людьми, стриженными под горшок и гологрудыми морозоустойчивыми феминистками. Полиция ринулась их разнимать. Все это безобразие снимали телевизионщики. Петя заметил несколько фургонов с известными эмблемами. На середине пути Ломакин затормозил и попытался выдернуть руку:
– Подожди, я билеты не продал.
– Да фиг с ними, с билетами, тебя Семафор ищет.
– пытаясь перекричать толпу, заорал Петя.