Как мужчина, Семен Аркадьевич бедного Сережу очень хорошо понимал - от заманчивой перспективы стать супругом Василисы он сам сбежал бы не то что в соседнюю область, а вообще куда-нибудь на другой континент. Но в качестве худрука мечтал поймать поганца и лично придушить. Всю последнюю неделю ему пришлось срочно вводить актеров в старые спектакли, а это была одна из самых нудных и нелюбимых обязанностей режиссера. Сегодня предстояло распределить роли в "Ревизоре" и кому отдать роль Хлестакова, Семен Аркадьевич совершенно не знал, потому что еще неделю назад представлял в этой роли только Сережу Банника. Да, были еще актеры в труппе, чиновников для "Ревизора" хватало на два состава и еще на третий оставался, а вот где взять яркого характерного героя с отрицательным обаянием... По возрасту и внешности более-менее подходил один из актеров - Паша Ломакин, очень старательный, но скучный до вывиха челюстей. Семен Аркадьевич чуть не уснул, сидя в режиссерском кресле, пока вводил его в спектакли вместо беглого жениха Василисы. В панике худрук бросился строчить заявки в актерские рекрутинговые агентства, но в результате получил только пару анкет весьма сомнительных личностей, место которым было разве что в массовке горьковского дна. Никто не хотел ехать в провинциальный театр, где из материальных благ актерам светила только затрапезная комната в общежитии, а популярность ограничивалась косыми взглядами в маршрутке. Даже выпускники местной академии искусств, которая не так давно звалась культпросветучилищем, а в народе просто кульком, успели разлететься по свету.

В глубине души Семен Аркадьевич понимал, что в катастрофической ситуации, сложившейся в театре виноват он сам. Давно пора было разогнать этот паноптикум пенсионеров и посадить оставшуюся труппу на контрактную систему. Набрать молодежь, хотя бы из того же кулька. Должны же быть у них талантливые ребята. Банник, например, закончил именно академию искусств. Но увольнять актеров за несколько лет до пенсии у худрука не поднималась рука, а все попытки оздоровить коллектив молодой кровью бессменная прима Василиса Деревянко принимала в штыки. Она не собиралась терпеть конкуренток, а уж за своего драгоценного Сереженьку готова была рвать глотки всем гипотетическим врагам. Плох тот режиссер, который не справился бы со своей актрисой, но к ней на помощь, выпучив глаза и закусив удила, мчалась любимая подруга Лиля и Семен Аркадьевич каждый раз терялся и сдавал позиции. Супруга валила его с ног абсолютно непробиваемым сознанием собственной правоты и добивала целым ворохом нелепых детских обид. Финальным актом каждого такого спектакля для режиссера становился приступ гипертонии и странное, почти иррациональное ощущение вязкой пустоты в груди. Превозмогая головную боль, Семен Аркадьевич обговаривал пункты почетной капитуляции, после чего Василиса, притушив сытое торжество в глазах, отползала в свой угол переваривать добычу. Лиля радостно хлопала в ладоши и какое-то время после скандала вела себя как хорошая девочка, которая не хочет огорчать маму с папой, бабушку и воспитательницу Раису Павловну.

Режиссер задумался, чем он может откупиться от Василисы на этот раз. Звание заслуженной Васька стребовала еще в прошлом году, для народной была еще слишком молода. Устроить ей интервью в областной телекомпании? А может, творческий вечер с монологами из любимых ролей и опереточными шлягерами? Черт с ней, с этой крокодилицей. Кинуть ей кость, пусть подавится. Да и насчет "Ревизора" морочить голову не стоит. Ломакин в качестве Хлестакова, в принципе, не так уж плох. В конце концов, почти любая постановка классики оборачивается скукой на сцене и полупустым залом. Министерство культуры спектакль оплатило, так что насчет окупаемости можно не волноваться, ну и пусть все идет своим чередом. Нагонят школьников, заполнят зал. Здоровье важнее. Приняв такое решение, Форейторов повеселел и даже смог вздохнуть полной грудью. Впрочем, радовался он недолго, ровно до тех пор, пока не увидел в дверном проеме Лилю с телефоном в руке.

– Я знаю, что можно сделать!
– Ликования в голосе жены хватило бы на пару старорежимных первомайских демонстраций и еще осталось бы на октябрьскую.

Семен Аркадьевич мысленно застонал. Приутихшая было мигрень немедленно вернулась на свое законное место.

– Василиса будет играть Хлестакова!
– Лиля торжествующе посмотрела на мужа.
– Как Сара Бернар. Ты ведь давно мечтал сделать новаторскую постановку, - вспорхнув к мужу на колени, она чмокнула его в нос.
– Василиса - лучшая актриса в мире, а ты - лучший режиссер. Это будет феерический спектакль! Правда, я хорошо придумала?

Глядя в ее наивно сияющие, доверчивые как у олененка Бэмби глаза, Семен Аркадьевич страстно захотел отмотать время назад. Не только до этой скоропалительной женитьбы, но и до переломного момента в своей биографии, когда молодой инженер-электрик, проработав три года на режимном предприятии, решил круто изменить свою судьбу и подал заявление в театральный ВУЗ.

*****

Восходящая звезда отечественного телевидения, герой нескольких ситкомов, одного полного метра и рекламное лицо банка "Быстрые деньги", актер Арсений Липский проснулся около полудня в обшарпанной клетушке гостиничного номера. Вчерашний спектакль он помнил очень смутно. Кажется, его кто-то водил под руку по сцене местного театра, арендованного на один вечер, и зловещим шепотом подсказывал реплики. В конце первого акта он рухнул в правую кулису и на этом воспоминания закончились. Некоторое время Липский пялился в потолок, разглядывая желтушные разводы облупившейся побелки и думая, как он докатился до жизни такой.

Судьба-злодейка, которая забросила Арсения в эту провинциальную дыру, называлась "антреприза". Вместе с коллегами по недавно прошедшему сериалу он совершал гастрольный чес по городам и весям. Сейчас Липский очень жалел, что согласился на эту авантюру. Уболтал его Сашка Мечиков, кореш по роли в ментовском сериале и по жизни.

– Народ должен воочию знать своих кумиров. Чтобы веник вручить после спектакля, пощупать, облобызать, наконец. Они потом об этом своим внукам будут рассказывать.
– Мечиков хохотнул, легонько ткнув приятеля кулаком в плечо.
– Короче, заканчивай ломаться. Тебе что, бабки не нужны?

Деньги Липскому, конечно же, были нужны, но, пожалуй, зарабатывать их нужно было как-то по-другому. Вояж сразу не задался. Арсения раздражало все. Пьеса модного нынче сербского драматурга-авангардиста была заумной и малопонятной. Репетировали ее сначала в павильоне киностудии, под стук разбираемых декораций, потом почему-то в зале для йоги какого-то фитнесс-центра, и, наконец, плотно утрамбовавшись в купе скорого поезда. На всю эту грандиозную постановку ушло от силы трое суток. В результате текст почти никто так толком и не выучил и реплики подавались по тычку партнера, отчего каждый следующий спектакль значительно отличался от предыдущего. Руководил этим безобразием продюсер Жора Калинкович. Неплохой, в принципе, мужик, по мнению Арсения. Если бы не нынешняя пассия Жорика, с ним вполне приятно было бы работать. На съемочной площадке Колдобинов с Полиной почти не сталкивался, по сценарию у них было мало общих сцен. Костлявенький такой утеночек с губками дудочкой. Это все, что всплыло у него в памяти, когда Мечиков расписывал ему выгодные стороны антрепризы. Как оказалось, у этого утеночка бурный роман с продюсером. Девочка мертвой хваткой вцепилась в Жорика и к началу гастролей дожала его до публичного заявления о разводе с женой. На скандал тут же слетелись стервятники-журналисты, что несомненно подняло рейтинг сериала и самой Полины. Жора перевез свои вещи на дачу и укатил с новой любовницей на гастроли, чтобы защищать свою девочку от настойчивых провинциальных поклонников. Почувствовав себя звездой, будущая фрау Калинкович накатала райдер на пять страниц и стала щедро раздавать коллегам советы по актерской игре. Арсений немедленно отрастил ядовитые колючки врастопырку. Каждый спектакль начинался грызней с Полиной, а заканчивался душещипательной беседой с продюсером. К концу первой гастрольной недели страсти накалились настолько, что Колдобинов не выдержал и напился до потери памяти в компании местных футбольных фанатов, обмывавших победу своей команды в матче первой лиги. Это было прекрасно. Арсений орал вместе со всеми "оле-оле" и материл бокового арбитра, проворонившего офсайд. Никаких разговоров о достоверности выражения чувств на сцене и обвинений в бездарности, никаких баб, ибо от них все зло. Все просто и понятно. Наша команда - орлы, соперники - козлы.

В реальность актера возвратил звонок мобильника. Стараясь не шевелить головой, он скосил глаза на кучу одежды возле кровати. Телефон глухо пиликал откуда-то снизу. Липский свесил вниз вялую после сна руку и попытался откопать мобильник наощупь. Первым ему попался кроссовок, потом Арсений нащупал рельефную металлическую пряжку и потянул за нее, надеясь выудить джинсы, из кармана которых, скорее всего, и раздавалась надоедливая мелодия. Джинсы показались над краем кровати, но потом плавно соскользнули с ремня и упали обратно. Выматерившись сквозь зубы, Арсений собрал все свое мужество и сел. Организму актера новая поза не понравилась. Телефон тут же замолк. "Он надо мной издевается", - решил актер, ногой раскидывая мятые шмотки по белесому от старости пузырчатому линолеуму. Мобильник в вещах так и не нашелся. Пока Липский раздумывал, что целесообразнее в данной ситуации - совершить пеший поход шестой категории сложности до туалета или сдохнуть от алкогольной интоксикации, обезвоживания и взрыва сверхновой в черепной коробке, телефон опять зазвонил. Оказалось, что этот гад прятался под кроватью во втором кроссовке.