Шрифт:
Первоначально, как это было и в случае с первыми христианскими монахами, принять санньясу означало просто покинуть свой дом и деревню и отправиться в леса или странствия (паривраджья). Самое большее, это означало также получить от другого монаха или садху соответствующе облачение, как и делал св. Бенедикт [28] , всегда полагая, что искатель может нуждаться в особом одеянии или вообще в какой бы то ни было одежде. Так же и Иисус ответил тому, кто хотел войти в Царство Божие: «Пойди, всё, что имеешь, продай и раздай нищим … и приходи, последуй за Мною» (Мк. 10:21). Лишь позднее жизнь санньяси, как и христианских монахов, стала организованной и упорядоченной специальными правилами.
[28] Св. Бенедикт Нурсийский (480-543) – средневековый итальянский святой, считающийся вдохновителем западноевропейской монашеской традиции. Основанный им орден св. Бенедикта (бенедиктинцев) является одним из старейших католических монашеских орденов.
Вскоре было развито и формальное посвящение. Интересно отметить, что в него было включено и жертвоприношение (яджня), во время которого кандидат отказывается от всего своего имущества и положения в обществе и обращается к своему сыну со словами «передачи» (сампратти), которые обычно произносятся в момент смерти: «Ты – священное знание, ты – жертвоприношение, ты – мир» (Брихадараньяка Упанишада, 1.5.17 [29] ; Санньяса Упанишада, 1). Разумеется, эта церемония строго обязательна только для тех, кто прошёл самскары, необходимые для брахманского посвящения, то есть тех, кто, по крайней мере в теории, не может освободиться от своих религиозных, семейных и социальных обязанностей никаким иным способом, кроме нового священного обряда. С другой стороны, многие вообще отказываются от всех обрядов – как, например, Рамдас [30] , который надел шафранные одежды после символического погружения в реку Кавери в Шрирангаме [31] . То же самое касается, в особенности, и авадхутов, которые не требуют для себя статуса санньяси, но при этом следуют бескомпромиссному идеалу намного строже, чем кто-либо иной. Шри Рамана Махарши [32] просто оставил однажды свой дом и направился к Аруначале. Как до него и Садашива Брахмендра [33] в день собственной свадьбы покинул свой дом, а позже и ашрам своего гуру, и стал скитаться, всегда безмолвный и обнажённый, вдоль берегов Кавери.
[29] Этот стих в переводе А. Я. Сыркина (М.: Наука, 1992): «Теперь – о передаче. Когда [кто-нибудь] считает, что уходит из мира, он говорит сыну: “Ты – Брахман, ты – жертва, ты – мир”. Сын отвечает: “Я Брахман, я – жертва, я – мир”. Поистине, то, что изучено, – всё это едино в [слове] “Брахман”. Поистине, те жертвы, которые [приносились], – все они едины в [слове] “жертва”. Поистине, те миры, которые есть, – все они едины в [слове] “мир”. Поистине, в этом – всё [сущее]».
[30] Свами Рамдас (1884-1963) – южноиндийский святой, посвятивший свою жизнь раманама-санкиртане (воспеванию имени Рамы). Свою символическую «санньяса-дикшу» он описывает в книге In Quest of God, ch. Renunciation (Kanhangad: Anandashram, 1979): «Мимо Шрирангама во всей её чистоте и величии несла свои воды священная река Кавери. Здесь, на её берегах, повинуясь приказу Рамы, он облачился в одежды санньяси. Так Рама дал ему совершенно новую жизнь. Белоснежные одежды, которые он носил прежде, были преданы Кавери и унесены ею прочь…»
[31] Шрирангам – город в Южной Индии (штат Тамил-Наду), центр вишнуитской религиозно-философской школы Шри Сампрадайя (виднейшим представителем которой был средневековый философ и святой Рамануджа). Главный храм Шрирангама, посвящённый Вишну-Ранганатхе, ежегодно привлекает тысячи паломников со всех уголков Индии.
[32] Шри Рамана Махарши (1879-1950) – выдающийся тамильский мудрец и святой, который провёл большую часть жизни в уединённом созерцании у подножья священной горы Аруначала. Именно благодаря встрече с Махарши Свами Абхишиктананда встал на путь адвайта-веданты, кульминацией которого стало его «пробуждение» в июле 1973 года. Впервые Свами Абхишиктананда (вместе с Жюлем Моншаненом) получил даршану Шри Раманы в январе 1949. Этот опыт он описывает в книге The Secret of Arunachala (Delhi: ISPCK, 1979): «Ещё прежде чем мой ум смог осознать этот факт и, тем более, выразить его, невидимая аура мудреца проникла в меня глубже, чем любые слова … В современном мудреце Аруначалы мне явился единый Мудрец вечной Индии … Этот опыт пронизывал всё вокруг, разбивал всё вокруг вдребезги и открывал могучую бездну…». Примерно через шесть месяцев Свами Абхишиктананда вновь посещает Тируваннамалай и на этот раз застаёт Махарши в предсмертном состоянии: у святого развивается опухоль предплечья, и он уже не принимает посетителей, однако одна из его близких последовательниц, некая госпожа Мерстоун, способствует встрече Свами Абхишиктананды с ним. Попав под удивительное обаяние Шри Раманы и получив свой первый серьёзный адвайтистский опыт в его присутствии, Свами Абхишиктананда ищет возможность заняться уединённой медитацией в гротах Аруначалы и, наконец, 29 марта 1952 года поселяется в пещере Ванатти, где проводит 10 дней в полном одиночестве и молчании, о чём пишет своему отцу Альфреду Лё Со: «Я провёл эти две недели в удивительном сне. Я жил практически как индусский монах, а не как “санньяси-любитель”…» (письмо Альфреду Лё Со от 11 апреля 1952 года, цит. по Stuart J., Swami Abhishiktananda: His Life Told through His Letters, (Delhi: ISPCK, 2000, p. 55). Впоследствии он неоднократно возвращается на Аруначалу, в том числе и для более продолжительных периодов затворничества (прим. к русскому переводу книги Свами Абхишиктананды Гуру и ученик (М.: Ганга, 2012).
[33] Садашива Брахмендра – известный тамильский святой и музыкант XVIII века, паломничество к самадхи которого в Неруре Свами Абхишиктананда вместе с Жюлем Моншаненом совершил в январе 1956 года. Моншанен вспоминает об этой поездке: «Вчера у нас со Свами Абхишиктанандой был замечательный день: мы совершили паломничество к самадхи Садашивабрахмана! Меня очень впечатлил храм, в котором мы несколько часов сидели и медитировали… Удивительно, как Индия хранит память о своих святых… Нерур – это место, где можно найти вечную Индию. Садашивабрахман напоминает мне о святой монахине-кармелитке Акарии, чей лозунг был: “Кому недостаточно Бога, тот слишком жаден”» (письмо Сюзанне Сиов от 26 января 1956, цит. по Stuart J., Swami Abhishiktananda: His Life Told through His Letters, (Delhi: ISPCK, 2000, p. 89) (прим. к русскому переводу книги Свами Абхишиктананды Гуру и ученик (М.: Ганга, 2012).
Одеяния цвета кави (шафрана) не призваны выделить санньяси в особый класс общества, как многие, к сожалению, думают. Санньясу не следует рассматривать в качестве четвёртого ашрама, этапа жизни, следующего за тремя предыдущими (ученика-брахмачари, домохозяина-грихастхи и лесного отшельника-ванапрастхи), ибо она, скорее – атиашрама, за пределами (ати-) всех этапов. Её никак нельзя охарактеризовать или сравнить с чем бы то ни было. Она воистину трансцендентна, как и сам Бог трансцендентен и находится за пределами всего и в то же время без какой-либо двойственности имманентен ко всему.
Отсюда следует неуместность таких вопросов, обращённых к санньяси и тщательно избегаемых воспитанными индусами, как «Откуда ты родом?», «Как тебя зовут?» и тому подобных. Кем бы он ни был – а сам Господь знает совершенно все секреты человеческого сердца – среди людей садху пребывает лишь знак божественного Присутствия, свидетельство Тайны за пределами всех знаков, напоминание каждому о внутренней тайне его истинного Я. У садху, как и у Бога, мы можем просить лишь о благодати его даршаны, возможности с верой лицезреть его и, если возможно, о некоторых словах поддержки и ободрения на пути, который ведёт «от нереального к Реальному» (Брихадараньяка Упанишада, 1.3.28 [34] ).
[34] Этот стих в переводе А. Я. Сыркина (М.: Наука, 1992): «Веди меня от небытия к бытию. Веди меня от тьмы к свету. Веди меня от смерти к бессмертию».
Основная заповедь санньяси – быть полностью свободным от желаний. Или, скорее, обладать только одним желанием – жаждой Бога. Разумеется, такое желание не имеет ничего общего со стремлением получить покровительство того или иного дэва (небесного существа), которого можно умилостивить или порадовать, что будет лишь проявлением корысти (свартха). Его стремление к Богу – это жажда Единого, пребывающего за пределами всех форм; единения с Одним-без-второго; радости, преодолевающей отличие наслаждающегося от объекта наслаждения. С таким единственным и трансцендентным стремлением санньяси может именоваться и а-кама, свободным от желания, и апта-кама, тем, чьи желания исполнены (Брихадараньяка Упанишада, 4.4.6 [35] ), ибо он желает лишь истинного Я, которое вечно пребывает в своей полноте: «Сердце наполняется лишь опытом истинного Я» (Нарадапаривраджака Упанишада, 4.38).
[35] Этот стих в переводе А. Я. Сыркина (М.: Наука, 1992): «Кто лишён желаний, свободен от желаний, достиг [исполнения] желаний, имеет желанием [лишь] Атмана, из того не выходят жизненные силы. Будучи Брахманом, он идет к Брахману».
Однако в своём духовном поиске санньяси не старается уничтожить одно за другим всю череду желаний, каждый миг рождающихся в человеческом сердце. Его не-стремление к преходящему происходит, скорее, из обладания непреходящим. Его сердцу так хорошо известно подлинное блаженство (даже, или особенно, если это знание не оставило осознаваемого следа), что обычные наслаждения более не влекут его. Это не значит, что он с презрением относится к таким проявлениям этого мира, как супружество, семья, человеческое общество. Все они сохраняют своё значение, и санньяси, возможно, способен оценить его даже лучше, чем другие – просто потому, что он проник в абсолютную глубину и всех вещей, и той Тайны, знаками которой они являются. Он обнаружил «другой берег» – Реальность, по отношению к которой всё лежащее на «этом берегу» есть лишь знак, словно следы, по которым в конце концов «узнают всё сущее» (Брихадараньяка Упанишада, 1.4.7 [36] ). Он больше не может исполнять свою роль в мире: это удел тех, чьё призвание – участвовать в божественной лиле во всей вселенной. И он также хорошо осведомлён об опасностях, подстерегающих тех, кто живёт на уровне знаков. Знаки могут служить опорой на пути вверх, подобно следам, указывающим верный путь; но и сами по себе эти знаки столь чудесны, что зачастую люди просто останавливаются на их уровне, забывая о той цели, на которую они указывали, – о другом береге!
[36] Этот стих в переводе А. Я. Сыркина (М.: Наука, 1992): «[Всё] это было тогда неразличимо. Он стал различим по имени и образу. И [говорят]: “Таково его имя, таков образ”. Ведь поныне [всё] различимо по имени и образу. И [говорят]: “Таково его имя, таков образ”. Он [Атман] проник сюда до кончиков ногтей, как нож в ножны, как огонь в пристанище огня. Его не видят, ибо он неполон. Дышащий, он зовётся дыханием, говорящий – речью, видящий – глазом, слышащий – ухом, разумеющий – разумом. Это лишь имена его дел. Кто почитает лишь то или иное из них, не обладает знанием, ибо в том или ином он неполон. Пусть почитают его как Атмана, ибо здесь все [его дела] становятся одним. Этот Атман – след всего сущего, ибо, поистине, как находят по следу [утерянное], так узнают по нему всё сущее. Кто знает это, тот находит славу и похвалу».
По этой причине садху не ищет удовольствий, которые может предложить этот мир. И, тем не менее, у него всё ещё остаются некоторые базовые нужды: пребывая в этом теле, он нуждается в пище для поддержания жизни и одежде, защищающей от холода и жары. Однако, выбирая приемлемое и необходимое для себя, он будет руководствоваться не столько правилами, установленными в шастрах (писаниях), сколько внутренним чувством различения, вивекой, которое без устали шепчет: «Довольствуйся столь малым, как только возможно, и лишь тем, без чего невозможно прожить»…
В отношении пищи общее правило санньяси таково, что он должен принимать её подобно лекарству – не для наслаждения вкусом, но лишь для поддержания жизни тела. И, разумеется, он должен строго придерживаться вегетарианской пищи. Кроме того, как требует Мундака Упанишада, ему следует питаться лишь тем, что он получил в качестве подаяния; и в Индии это даже более важная характеристика отшельника, чем монашеское одеяние. Ибо, воистину, у него больше нет дома с очагом, на котором он мог бы приготовить пищу, да и её приготовления, как отвлекающего фактора, ему следует избегать. Но еще важнее во всех вопросах качества, количества и даже самого наличия пищи – полностью зависеть от других, ибо таково наилучшее упражнение в предании себя божественному Провидению. Совершенная ненадёжность и отсутствие какой-либо опоры в этом мире суть самая основа санньясы. В конце концов санньяси больше не обязан совершать никаких действий и исполнять никакую карму. Он освободился от всех обязательств в этом мире, в том числе и по отношению к своему собственному телу. Он больше не может трудиться, чтобы зарабатывать себе на жизнь, ибо все его поступки отныне направлены лишь на внутреннее созерцание.