– Я потеряла им счет, - с трудом отвечаю я.

Он смеется. Снова холодно и неестественно.

– Трудно считать до нуля, верно?

Открыв глаза, взглядом порицаю его. Его ответная улыбка снисходительная, незнакомая.

– Ох, я знал. Ты гребаная лгунья, Белль.

– А ты?

– Что я?

– Сколько… сколько… - Я обгрызаю губы. Не хочу спрашивать. И не думаю, что хочу знать.

Его лицо холодное, а когда он заговаривает, то смотрит так, словно сам не может поверить в сказанное. Его голова чуть покачивается, а лоб морщится от гнева.

– Со многими.

Боль у меня в груди, наверное, такая же, какая бывает при сердечном приступе. Я обнимаю себя руками, стараясь держаться. Я знала, но не верила.

– Потерял счет, да? – мой голос дрожит, как и все внутри меня, как и мир под моими ногами. Как моя реальность. Трясется.

Он отстраняется от меня. Хотелось бы думать, что на его лице – сожаление. Ожидая его слов или хотя бы намека, я продолжаю:

– Зачем?

Как будто он не знает сам. Он спрашивает так, точно ему нужен мой ответ.

– Если верить твоим словам, я не делала этого.

– Признайся уж наконец. Почему ты позволила мне поверить в твою неверность? Почему ты до сих пор врешь?

Наши взгляды встречаются, и мой удерживает его.

– Я люблю тебя, Белль, но ненавижу свою жизнь.

Стены комнаты откидывают мои слова рикошетом ко мне. Эхо его слов – он должен помнить их. Они до сих пор стучат и крутятся у меня в голове.

Я люблю тебя, Белль. Но ненавижу свою жизнь.

Он отшатывается назад, лицо серьезное, но печальное, голос опустошенный.

– Теперь я ненавижу все. Включая тебя. У меня даже этого больше нет.

Внутри все переворачивается, и я решаю, что пора покончить с этим. Ничто не кончено. Ничто нельзя простить и решить. Я выпрямляюсь и делаю несколько глотков воздуха. Я должна выбраться отсюда до того, как сойду с ума. До того, как стану горевать обо всем содеянном и потерянном. Мне нужно выпить бокал или четыре.

Я прочищаю горло, собираясь оповестить его, что ухожу. Он понимающе смотрит на меня, отворачивается, вытаскивает стаканы из небольших полиэтиленовых пакетов и достает из мини-бара ликер. Ставит бутылки и стаканы передо мной, и я тут же откручиваю крышки от бутылок с водкой и наливаю их в один стакан.

Осушаю четырьмя глотками, пока он начинает потягивать что-то, похожее на «Джеймсон». Он пьет так, как будто пьет с рождения. Глаза слезятся от жесткости водки и ее остаточного тления во рту.

– Лучше? – спрашивает он поверх стакана.

– Ничуть.

Он допивает все большим глотком и ставит пустой стакан рядом с моим, остекленевшими глазами осматривая меня, пока накал вкуса не оставляет медленно его лицо.

– Тогда мы поступим так.

А затем он предлагает нечто безумное, нечто, на что я соглашаюсь.

До квартиры я добираюсь на лифте, а не по лестнице. Мои ноги подкашиваются под тяжестью ночи, и я прислоняюсь к помятой металлической панели, не представляя, как выдержу следующие двадцать четыре часа.

На таблетках, небось.

А свелось все у нас вот к чему:

Он подпишет документы о разводе, когда удостоверится в моей измене. Так все будет по закону, заявил он, как тому и должно быть. Слов моих – недостаточно. Нужны доказательства.

Откровенно говоря, я просто хочу, чтобы ты трахнулась с другим. Вот и все, что он сказал.

Будет еще пункт про деньги. Компенсация, своего рода. И больше он никогда не желает обо мне слышать.

Я плеснула еще водки.

– Так ты будешь смотреть? – наконец-таки спросила его я.

Он сложил пальцы пистолетом и указал на меня, подтверждая.

Мне бы стоило спросить у него: «почему?». А я спросила: «С кем?».

– На мой выбор.

– Могу ли я дойти до оргазма? – Еще один глупейший вопрос. Но мозг отказывался включаться.

– Мне все равно.

– Где?

– Здесь.

На его лице ни тени эмоций. Я изучаю его в попытке понять хоть каплю того, что вертится у него в голове. Но в мыслях только одно: сумасшествие. Словно он хочет доказать себе что-то. А может, мне.

И тогда я задала главный вопрос:

– Почему?

Но в ответ он лишь пожал плечами так, будто само это движение было для него болезненным.

– У меня есть причины.

Я заметила, что в этом нет никакого смысла, а он заявил, что оный ему и не нужен.

И затем я согласилась коротким «ладно».