Ветерка видно не было.

«Кто это? Неужели Хозяин леса?» — подумала Чармейн и склонилась в почтительном поклоне.

— Кого ты привел, сын? Неужели городское отродье?

Тейл выступил вперед, закрыл своим телом Чармейн от человека на троне. Произнес спокойным голосом, будто объясняет очевидные вещи:

— Она нужна нам, чтобы выкормить ребенка, отец.

Король на троне подался вперед, вцепившись в поручне, произнес страстно и сердито:

— Ты принес людского младенца, теперь его мать. Позор и разруха — раньше под холмом никогда не ступала человеческая нога. В ребенке течет кровь городских, он никогда не вырастет защитником леса. Лучше бы ему умереть спокойно..

Чармейн закусила губу. Король на троне смотрел с презрением, его слова звенели в ушах похоронным маршем. Ей нужно сделать все, что угодно лишь бы Ветерка не тронули!

Тейл почтительно поклонился, подошел ближе к трону. Дальнейший разговор не предназначался для Чармейн, но видимо обросшие шерстью уши дарили по звериному острый слух, потому что она разобрала каждое слово.

— Отец, выслушай меня. У нас нет другого выхода. Или мы сумеем возродить род фейри, или без нас завеса рухнет и волшебному лесу придет конец. Остались только мы с Нендаранель. Я сделал, то что приказал ты. Наш ребенок родился ущербным.

— Не упоминай его! — злым шепотом прервал журчащую речь Тейла король на троне.

— В Чармейн течет волшебная кровь, ее отец твой брат Гладхтирит. Ребенок наш на три четверти по крови. По духу будет фейри только если вырастет под холмом. Отец, вспомни, как я поступил вопреки своей воли, покорился твоей, и что из этого получилось. Нас слишком мало, чтобы произвести потомство. Нет другого выхода, нужны люди.

— Ты должен придерживаться традиции и надеяться на Хозяина леса.

Чармейн делала вид, что осматривает обстановку. Подземный зал был величествен и красив. В нем сочеталась дикая природа с тщательно подобранными рукотворными украшениями. Плиты пола, белые с серыми прожилками украшала серебряная резьба, сложная, с переплетающимся узором. Чармейн засмотрелась на нее, потом мысли переключились на Ветерка и она не заметила, как перестала вслушиваться в важный разговор. Очнулась только когда король на троне воскликнул:

— Она не гостья, а пленница! Уведи прочь с моих глаз!

Тейл молча кивнул, подошел к застывшей Чармейн, взял ее за запястье и потащил за собой. Только прошептал еле слышно, одними губами:

— Прости.

Они свернули в один из темных закутков, оказавшимся туннелем, ведущим вглубь холма. Почуяв хозяев, на стенах загорался мох и взлетала искорками светящаяся мошкара.

Коридор закончился глухой дверью, за ней обнаружилась крошечная затхлая комнатка без окон. В углу стояла кровать с металлическим изголовьем в виде листвы и гроздей винограда. В углу глубокая яма, видимо отхожее место. Столик с гнутыми ножками, на котором стоял кувшин и таз.

Тюремная камера.

Чармейн нервно усмехнулась. Этого она от фейри не ожидала. Ей казалось… Впрочем, что она знала о сыновьях леса?

Она не сопротивляясь зашла в комнату, села на кровать, осмотрелась. У потолка заметно темное отверстие, закрытое решеткой. Для вентиляции, чтобы не задохнулась.

Тейл взял в руки кувшин, и не глядя на Чармейн произнес:

— Скоро вернусь с водой и приведу Ветерка. Не беспокойся, я позабочусь о том, чтобы ты ни в чем не нуждалась.

— Стыдишься? — едко спросила Чармейн.

— Да. Стыжусь.

Тейл вышел за дверь, на прощание обернулся.

— Меня зовут Саэдримон.

Чармейн осталась одна. Комнату освещал ровным желтым светом мох на потолке. Яма в углу неприятно темнела, казалось вот-вот из нее заявится огромная сороконожка. Чармейн вздрогнула. Она вспомнила, что совершенно одна. Если сумасшедший король, ни во что не ставящий человеческую жизнь, прикажет ее запереть, оставить без еды и воды, то Тейлу придется послушаться.

Бедные, бедные фейри!

У них не рождаются дети, как впрочем и в полупустом Ахтхольме. Между ними существует связь. Всему есть причина. У Чармейн была всего одна догадка — оба вызвали на себя гнев Хозяина леса.

Дверь бесшумно отворилась. Вошла Кувшинка с Ветерком на руках. Его щечки осунулись и весь он выглядел изможденным и усталым. Чармейн вскочила на ноги, протянула руки к сыну…

Ее остановил резкий жест Кувшинки.

— Я принесла твоего. Хранила, как могла. Что ты сделала с моим?

— О-он, он у Дэмиена, — пролепетала Чармейн.

— У меня нет молока. Будешь кормить Ветерка, а Истильвер пусть пропадает?

— У меня хватит на двоих, — покладисто согласилась Чармейн. Лишь бы наконец ощутить тяжесть своего сына в руках, насладится запахом, защитить от всего мира.

Ветерок ел плохо, видимо был слишком изможден. У Чармейн болело сердце, да так, что казалось, невозможным дышать. Он готова была отрезать себе руку, чтобы забрать его страдания.

Кувшинка стояла рядом и смотрела. Чармейн мешал назойливый взгляд, но вслух она ничего не сказала.