Я ждала дочь, где-то в глубине души... но, по большей части, порой даже забывала о своём положении, натыкаясь на улыбки знакомых, расспросы. Лишь переводя взгляд вниз, буквально вспоминая о причине всеобщего сюсюкания.

Ждала дня, когда чувства проснутся. Надеялась, что накроет огромной волной...

И вот дочь родилась. Мне по здоровью запрещают кормить. Видя сочувствие в глазах врачей и новоиспеченных мамочек, я лишь вздыхаю с большим облегчением, отгораживаясь ещё более высокой стеной от материнского инстинкта. Нет, я полюбила её... как-то тихо, смиренно, не показывая чувств никому, кроме дочери, когда оставались наедине. Пела песенки, читала на ночь сказки и вела себя образцово. Баловала, заменяя этим недостаток любви. Натыкаясь на молодых мамочек, визжащих от восторга при виде того, как ребенок "удачно" сходил в туалет, кривилась от непонимания их реакции. Ограничивала общение с ними, в частности, сводящие с ума разговоры о своих детях, игрушках и новых супер подгузниках. Я не любила свою дочь так, как любила меня моя мама... Безропотно. Безвозмездно. Всепоглощающе.

О чём, смотря сейчас на зарождающийся закат, думала, жалела и горько плакала. Всему можно научиться... возможно, и я когда-нибудь смогу.

Показывать эмоции, не подавляя их. Разговаривать открыто, не скрывая истинных чувств... Он подошёл абсолютно бесшумно, укрыл пледом и обнял, сев сзади. Молча встречаем рассвет. Озаряемые восходящем солнцем и новым днём. Сижу, вдыхая морской воздух, смешанный с до боли знакомым запахом.

Глотаю слёзы вместе с застрявшим комком невысказанных фраз.

– Я плохая мать...

Слышу сдержанную улыбку в голосе:

– Абсолютно никудышная.

Всхлипываю, прижавшись сильнее, буквально вдавившись в него спиной.

– И отвратительная жена...

Обнимает ещё крепче.

– Хуже не придумаешь. Вечно треплющая мне нервы.

Грустно вздыхаю.

– Так что тебя держит со мной?

Целует в висок, выдерживая минутную паузу, казавшуюся нескончаемой.

– Наверное, то, что я не могу представить свою жизнь с кем-то, кроме тебя.

Вновь реву, не понятно кого больше жалея. Поворачиваюсь, разорвав сцепление рук, вылезая из пледа, стоя, как и он, на коленях на мокром песке.

Вытирая слезы, гляжу в полные грусти глаза и нерешительно произношу:

– Поцелуй меня, пожалуйста...

И он, улыбаясь, целует, собирая уголками губ соль с лица, очищая, освобождая тайные коридоры в глубине души. Мягко. Нетребовательно. Ласково. Под утренним солнцем, наполняющим берег золотым свечением. Раскрашивающим песок ослепительным сиянием, отражающимся яркими красками от мельчайших камней, наполняя сердце надеждой и согревая своим теплом.

Запах нового утра всегда уникален. И не важно, где ты находишься. Каждое настроение позволяет прочувствовать его по-особенному. Найти в нём что-то родное, личное, своё. Дает возможность улыбнуться или взгрустнуть. Раскрасить эмоции в неповторимые оттенки и цвета. Когда на душе хорошо, всё сверкает, словно в волшебном калейдоскопе. Кусочки мозаики, пронизанные солнечным светом, создают причудливый рисунок, от которого не оторвать взгляд. Сейчас даже песок, мягко принимающий в себя колени, пахнет по-особенному приятно. Впитавший в себя и запах лилий, активно открывающийся под покровом ночи, и свежесть моря, гонимую на остров легким, освежающим бризом. Откуда-то вкусно пахнет ванилью, корицей и сладостью, хотя в этом маленьком мирке, нашем мирке, в радиусе одного километра нет ни одного человека. Отчего-то именно в этот момент данную мысль очень приятно осознавать...

– Значит, ты мне не изменяла?
– уточняет тихо, едва касаясь пальцами лица, уткнувшегося в его грудь.

Закрываю глаза, не желая отпускать ускользающий покой. Вот как правильно тут ответишь? Покусываю многострадальные губы.

– Естественно нет, - подсказывает, нахмурившись, логика, поддерживая чисто по-женски, - ведь не было никакого контакта.

– И слюнки не пускала при одном взгляде на Стива, едва не кончив от первого прикосновения, - подтрунивает весельем разум.
– А ты б, родная, вообще помолчала, "естественно нет"... кто-то в этот момент распластался у ног хозяйки в полной отключке. Логика отворачивается в обиде. Как-то грустнею и я. В ответ на вопрос мужа лишь слегка отрицательно качаю головой, пытаясь увести разговор от болезненной темы. Нападаю, слегка ощетинившись.

– В отличие от тебя.

Начинает смеяться, чуть отстраняется, приподнимая мою голову вверх. Смотрит прямо в глаза, топя в них свой повеселевший взгляд.

– Кого ты имеешь ввиду? Мою секретаршу?
– прыскает со смеху.
– Ты же знаешь, что её силиконовая грудь меня не заводит. Сидит себе девочка, развлекает клиентов. Я тут причём?

Улыбаюсь, повеселев.

– И кофе она варит ужасный.

– В этом умении ты её обойдёшь!
– смеётся, уже не сдерживаясь.
– Всегда поражался твоему мастерству настолько испоганить хороший напиток.

Хмыкаю в ответ, изображая обиду на довольном лице.

– Чтобы суметь сварить его, как я, нужен особый талант.

Скрепляет ладони, обрамляя моё лицо.

– Но я его люблю. Он помогает проснуться с первого глотка.

– Потому что второй сделать просто не можешь?

– Верно. На второй меня редко хватает, - звонко смеется, заражая своим настроением.
– Но теперь плохой кофе ассоциируется у меня только с тобой!
– нежно касается губ, оставляя на них влажный отпечаток, хранящий неповторимый, принадлежащий лишь ему вкус.