Шрифт:
Владимир Евгеньевич очень любил детей и находил с ними общий язык, был прекрасным отцом и дедушкой. Он учил их играть в волейбол, кататься на лыжах, заниматься гимнастикой. Часами занимался с внуком – рассматривали марки, монеты, книги о животных. Научил внука стрелять. Когда Женечка подрос, стал брать его в экспедиции и требовал от него работы и подчинения режиму, принятому в экспедиции.
Владимир Евгеньевич любил домашних животных. В течение последних тридцати лет у нас жили западносибирские лайки. Первая лайка Майн прожил в нашей семье 19 лет. С ним Владимир Евгеньевич неоднократно ходил на охоту. Я помню эпизод, когда мы осенью поехали на Глубокое озеро, и наш пес потерялся. Его искали пять часов, а затем мы вынуждены были уехать. Вся семья не находила себе покоя – потеряли члена семьи, Владимир Евгеньевич каждый день ездил искать пса. И наконец нам позвонили из Москвы, чтобы мы немедленно забрали найденную собаку, так как она всех кусает. Оказывается, Майн нашел в лесу лосей, погнал их и ушел за 10 км. Через неделю он пришел к дачному поселку, худой и голодный. Его пригрели, накормили, решили оставить себе и привезли в Москву. Но пес проявил характер, никого не признавал; позвонили в общество охотников, что найдена лайка. Так мы вернули свою собаку. Уже будучи больным, Владимир Евгеньевич поехал за много километров от Москвы в деревню, чтобы взять щенка – лайку.
Владимир Евгеньевич был увлекающимся, эмоциональным человеком. Очень любил петь русские, цыганские и студенческие песни. Любил остроумных людей. С удовольствием слушал, работая, хорошую музыку, романсы. Любил смотреть по телевизору спортивные передачи: соревнования по лыжам, волейболу, бокс, хоккей. Любил застолье (особенно дома); в течение многих лет мы собирались университетской компанией, пели, танцевали, делились впечатлениями об экспедициях.
У него была удивительная особенность характера – осваивать все новое. В молодости увлекался фотографией, прекрасно фотографировал (природу, животных), проявлял и даже вирировал (создавал разные оттенки фото). С появлением киноаппаратов – научился снимать кино; а затем овладел видеотехникой. В экспедиции, в поездки – всюду брал с собой видеоаппаратуру.
У Владимира Евгеньевича были золотые руки – он все умел. С удовольствием делал какую-нибудь бытовую работу как отдых от умственного труда, мастерил рамки для картин, работал в саду. За свою жизнь мы с Владимиром Евгеньевичем посадили много деревьев. Любил он и мастерить всякие поделки из древесины – вырезать стамесками, выжигать и т. д.
Владимир Евгеньевич много читал. Литература была разнообразной: научная, классическая (очень любил А. П. Чехова, А. С. Пушкина и т. д.); для отдыха – детективы английские, отечественные, военно-приключенческие, фантастика. Увлекался книгами выдающихся русских путешественников: П. П. Семенова-Тян-Шанского, Н. М. Пржевальского, Г. Е. Грум-Гржимайло, В. А. Обручева и т. д.
Владимир Евгеньевич любил свою страну и этой любовью руководствовался в интернациональной деятельности. В течение многих лет он был вице-президентом международной программы «Человек и биосфера», членом комиссии ООН по вопросам окружающей среды и развития, вице-президентом Международного союза биологов.
У Владимира Евгеньевича было множество друзей за рубежом. Его отличала способность располагать к себе людей, легко находить общий язык с людьми разных специальностей. За рубежом много выступал с лекциями – по биологии, охране окружающей среды, результатам исследований по влиянию радиации и т. д. После смерти пришло много писем-соболезнований в адрес РАН.
Последний год жизни был трудным: борьба с болезнью и стремление сделать как можно больше. Дома и в больнице Владимир Евгеньевич много работал, заканчивал книги «Кожный покров млекопитающих», «Тушканчики Монголии» и т. д. Болезнь не сломила его, до последних дней он не склонил головы перед ней. Его мужество достойно восхищения. И только очень волновался, если я заболевала или опаздывала к нему в больницу…
Все годы, прожитые вместе, я постоянно ощущала дружеское плечо, на которое можно опереться. Мы прожили долгую, полную ярких впечатлений жизнь. Я благодарю судьбу за то, что долгие годы прожила с ярким, талантливым человеком. Я счастлива, когда вижу черты его характера в дочери и внуке.
Н. В. Лебедева. Памяти моего папы
Мои воспоминания о детстве, о моей семье, той радостной и беззаботной жизни, защищённой папой и мамой, до сих пор всегда вызывают ощущения невероятного уюта и покоя. Это чувство каждый раз греет меня, и я понимаю, насколько счастливым и благополучным было моё существование. Мой папа – умный, сильный, большой – всегда был на страже семьи. Много хотелось бы рассказать о том, каким был папа, но это просто невозможно из-за многогранности и масштабности его натуры. Но для меня, в первую очередь, это был мой папа, заботливый, любящий, беспокоящийся обо мне.
Сколько себя помню, папа всегда очень много работал. Вечно окружён рукописями, бумагами, книгами. Даже в те редкие свободные выходные, когда летом мы ездили на Николину гору, купаться в Москве-реке, у папы всегда с собой был огромный потертый кожаный портфель, плотно набитый нужными для работы на пляже бумагами. Папа, конечно, обладал невероятной работоспособностью, при этом он очень любил то, чем он занимался, свою работу, дело своей жизни, любил экспедиции, любил просто трудиться. Не проходило ни одного дня, чтобы он, придя поздно вечером с работы, поужинав, не шёл и не писал, писал, писал, не важно как – сидя за столом или просто на коленях, подложив папку. Потом, перед сном, ещё обязательно читал книги. Ложился спать всегда очень поздно. А рано утром начинался следующий, очередной рабочий день с невероятным количеством разных обязанностей и дел.
Мне, вероятно, было лет 5, папа готовился к защите докторской диссертации. Моя кроватка стояла в комнате, где трудился папа, и поэтому я вечерами имела возможность наблюдать, как он работал над диссертацией, думал, ходил, писал. Везде: на большущем овальном столе, на диване, на стульях и даже на полу – лежали бумаги, они буквально летали и кружились в воздухе, так мне виделось это. Работал папа до поздней, поздней ночи, зачастую до утра. При этом у него всегда хватало времени на семью, на свою дочь. Вспоминается, когда была совсем крохой, если не могла заснуть вечерами (а это, как мне помнится, случалось довольно часто), папа носил меня на руках. Если болела, особенно если температурила, папа читал мне книги. Как-то болела корью, уже в достаточно взрослом возрасте, с большущей температурой, пребывая в каком-то полубреду, полусне, а тем не менее, помню, папа читал мне Гомера, «Илиаду» и «Одиссею». Книги вообще занимали значительную часть в жизни папы. Был он разносторонне образованным и эрудированным человеком, очень много читал, хорошо знал историю, разбирался в искусстве, интересно и увлекательно умел рассказывать. Как же я любила слушать его. Мне думается, что глубина и тонкость его натуры, строгость к себе, непритязательность, скромность, глубокое уважение и любовь к своим родителям, уважение и почитание своих учителей и преподавателей, воспитанность, все эти и многие другие личностные качества были привиты в той интеллигентной среде, семьёй, в которой вырос мой папа.