Ты! Появленье твое ударом

В грудь! Ты опять – ничей!

Сколько ночей пропадало даром!

Боже! Каких ночей!

Чайных, медовых, московских, вьюжных,

Снег забелит висок,

И виноградных, цикадных, южных,

Словно вино в песок.

Словно уходит вода меж пальцев,

И не напиться, нет!

Самый пропащий из всех скитальцев,

Самый далекий свет.

Сколько же можно до дрожи в теле

Ночью бояться дня?

Сколько же можно на самом деле

Так не любить меня?!

Но никакая твоя измена

Мне уже не страшна:

Я не из тех, кто вскрывает вены -

И без того грешна.

Я промолчу – ты вернешься снова

Что-то еще понять.

Я-то ведь знаю, что только Слово

Может судьбу менять.

Самолетик по небу летит,

Оставляя черту за собой.

Мой ребенок на небо глядит,

Потеряв аппетит и покой.

Голубая прорезана гладь.

«Дай мне, мама, достань мне его!»

Так по-детски, так сильно желать

Не умею уже ничего.

Выживай, извивайся, лукавь,

Но одно не пускает на дно:

Все возьми, только это оставь —

Самолетик, ребенок, окно.

Сын играет, допив молоко.

Самолетик уже далеко.

Они за стойкой что-то пьют,

Такие оба разные.

Над ними парки нити вьют,

Свою добычу празднуя.

Эх, жизнь верёвочкой завей,

Метелью или вьюгою…

Один уйдёт, уйдёт с моей,

Эх, с лучшею подругою.

И я махну ему рукой,

Ловя губами льдиночки,

Чтоб не осталось никакой

В душе моей сориночки.

Ну, а другой подымет бровь,

Весёлую, красивую,

И я несчастную любовь

Сменяю на счастливую.

Да что ж она – дармштадская принцесса —

Могла бы изменить в моей стране? —

Где в очаге вселенского процесса

Внутри себя – любой – как на войне.

Где словно в прорву – красоту и нежность,

Где даже милосердье и любовь

Не пересилят эту безнадежность —

Террор, и революцию, и кровь.

Где вечно буераки и окопы,

Где ничего не знаешь наперед,

Где первая красавица Европы,

Смиренная, в монахини идет.

И кто б здесь только не искал дорогу,

Свернет он кверху, прочие забыв.

Куда идти в России, как не к Богу?

Во все другие стороны – обрыв.

Я много книжек прочитала,

Писала и стихи, и письма…

Ты мне не верь. Я знаю мало.

Я ничего не знаю в жизни.

Ты знаешь больше, знаешь лучше.

Надежнее твоя наука —

Когда ты в детстве кошек мучил

И в сусликов стрелял из лука,

Сбегал из дома, на вокзале

Жил или спал со шлюхой, греясь,

Когда тебе под дых давали,

Когда тебе давали в челюсть,

Когда и ты, уча удары,

Их отрабатывал на слабых,

Когда, смуглея от загара,

С усмешкой говоря о бабах,

В армейской жарился казарме

На высоте горы восточной,

Когда ты размышлял о карме,

Но, выживая, жил по-волчьи.

И брал веревку или «травку»,

Когда считал, что жизнь пропала.

А я читала Франца Кафку.

Но жизни я не понимала.

Мне рядом быть не хватит силы,

Меня отбросит – как волною.

И все-таки ты будешь, милый,

Жить по написанному мною.

Моя ранняя любовная лирика

Так и норовит перейти в постпозднюю:

Водит меня по кофейням,

Смотрит ностальгическим взглядом,

Дарит конфеты «Коркунов»

(Таких в нашей юности не было).

Всё равно ничего у неё не получится!

Но пасаран! Враг не пройдёт!

В огне брода нет!

Победа будет за нами!..

… Ну, разве что только вот это одно стихотворение…

Да и то – верлибром.